Чебурашка

Он по-хозяйски открывает двери, заглядывает в багажник, который, находится там, где у большинства других авто располагается движок. Ну, и в двигатель, естественно тоже заглядывает. А двигатель у «Запорожца», как всем известно, находится в «жэ»…

Валентин проверяет масло, хмурится, морщится, качает головой. Садится за штурвал и пытается завестись. Безрезультатно. Тогда он идёт к себе в гараж и притаскивает тяжеленный аккумулятор.

— Родной всё. Хотя, поковыряться можно. Долить, подзарядить. Давно машина не ездит?

— Не знаю, — пожимаю я плечами.

— Давно, — кивает он. — Давно.

Дядя Валя начинает кидать провода от своего аккумулятора к… Чебурашке. Прости, ласточка, теперь ты не ласточка…

— Посмотрим, — приговаривает он, — посмотрим…

Как любой Самоделкин, Винтик и Шпунтик, он загорается при виде не исследованного механизма, к которому можно приложить руки.

— Дело пахнет керосином, ребята… — бурчит он себе под нос. — М-да…

Я поднимаю голову и вижу, что к нам возвращается мама. Причём… Она буквально бежит и… Что-то явно не так.

— Пап, — говорю я и киваю в её сторону.

Она часто шагает, то и дело, переходя на бег и прижимает руку к губам.

— Что случилось? — встревоженно спрашивает отец, выходя ей навстречу.

По маминым щекам текут слёзы…

— Гриша… — выдавливает она из себя и мотает головой. — Гриша умер…

10. Великий торговец

Мы бросаем машину на Валентина и несёмся к дяде Грише. Какого хрена! Этого не может и не должно быть! Ошибка, розыгрыш, мистификация. Да, сто процентов, мистификация. Ему жить да жить ещё! И умирать нескоро! Я на сто процентов уверен! Минимум двадцать лет ещё! Как такое вообще возможно? В голове полная неразбериха. Околесица какая-то.

— Тело увезли в морг, так что пока что-то определённое сказать трудно, — скучно говорит опер, или кто он там…

Он стоит на пороге не давая войти в квартиру.

Бред какой-то… Получается… Блин, фигня получается… Выходит, когда я его сторонился, не ходил к нему, он жил долго, а как только я стал Тимуром и его командой, начал с дядькой активно общаться, он сразу умер? Это что вообще? То есть, я, дававший клятву не навредить, своей долбанной заботой сам свёл его в могилу?

Это жесть, если честно, и самооценку, мягко говоря, не повышает… И на кого я ещё своё пагубное влияние оказываю? Хренов благодетель. С другой стороны, что же, просто сидеть и ничего не предпринимать, а стараться идти по своим же следам, наступая след в след?

Тогда и смысла нет, поскольку заявляться туда же, куда я однажды приду, мне совершенно не хочется. Там я уже был, спасибо. И мне туда совсем не хочется возвращаться…

— Кто-то из вас был здесь в последнее время? — спрашивает мент.

— Я был, — отвечаю я. — Вчера днём.

— Ну, зайди тогда. А вы здесь постойте пока.

Ого… всё перевёрнуто вверх дном… Не как после обыска, но почти… Воздух тяжёлый, затхлый, неживой. Смертью не пахнет, но в воздухе витает что-то сумрачное.

— Это вы что ли обыск проводили? — спрашиваю я.

— Нет, мы ничего не трогали, — качает он головой. — Вчера квартира так же выглядела или иначе?

— Иначе. Нет, идеального порядка у дяди никогда не было, но тут явно что-то искали. Надо окна открыть.

— А сам он мог что-то искать, как думаешь?

— Искать-то мог, но чтобы вот так всё бросать на пол? Нет. Точно, нет. Знаете, у него был чёткий, одному ему известный порядок, и он всегда знал, что и где у него лежит. Другим это могло показаться хаотичным нагромождением, но он в своих вещах прекрасно ориентировался. Поэтому я уверен, что это дело рук посторонних. Вы можете сказать, как он скончался?

— Нет, — качает головой следак, или опер. — До получения результатов вскрытия ничего сказать нельзя. Он лежал на кровати, признаков насильственной смерти нет. Окна не надо, мы заканчиваем уже.

— А дверь была открыта?

Про это мне уже известно от соседки по площадке. Она увидела открытую дверь, зашла, а дядюшка уже не дышал.

— Да. Поэтому беспорядок могли устроить как до кончины, так и после. Как с его супругой связаться?

— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Это у мамы нужно спросить…

Я выхожу, заходит мама, а соседка в пятый раз рассказывает, как она увидела приоткрытую дверь, позвонила, покричала, ещё позвонила и покричала, потом зашла, а Григорий Александрович не дышит уже… А в доме шурум-бурум, всё вверх дном, может лекарство какое искал? Может, худо ему стало, вот он и того…

Может и того, конечно, да только не верю я, что худо стало, потому как в моё время он перешагнул через сегодняшнюю дату в обычном темпе и ритме и пошёл дальше. Отчего стало худо? Что произошло такого, отличающегося от предыдущей версии жизни, что ему вдруг стало плохо? Я его что, ковидом заразил?

Соседка бубнит и бубнит, превращая экстраординарное и, может быть, главное событие в жизни человека в ещё один повод посудачить. Посудачить и перевернуть страницу, когда из происшествия будет высосано всё, что можно.