Утром вместо пробежки на школьном стадионе, я подхожу к гаражам. Ещё прохладно, но днём будет жарко. Небо светло-голубое, беззаботное. Цвет каникул. Во дворе пусто, но минут через пятнадцать всё изменится и взрослые дяди и тёти побегут по своим работам. Жизнь — кайф.
— Артём! — раздаётся позади меня.
Я оборачиваюсь. Дядя Гриша уже здесь. Он стоит в глубине между двумя рядами капитальных кирпичных гаражей и машет рукой.
— Сколько ждать! Иди скорее!
Мы идём до самого конца и останавливаемся у последнего бокса. Дядюшка одет по моде. На нём тёмно-синий шерстяной берет, тёмные черепашьи очки, тонкая, наглухо застёгнутая ветровка и джинсы. На ногах «казаки» на скошенных каблуках. Богема.
— Вот! — показывает он большой ключ и вставляет в замочную скважину. — Это сюда. Смотри внимательно! А вот это…
Он показывает загнутую буквой «Г» металлическую трубку с двумя шипами на конце.
— А вот это… сюда…
Буква «Г» входит в маленькое отверстие.
— Шипами вперёд! Теперь вот так поворачиваешь и крутишь ключ!
Он показывает, как надо, но ничего не получается.
— Погоди… Ещё раз…
После седьмого раза я прошу дать попробовать и… Бинго! Калитка открывается. Мы заходим внутрь тёмного гаража. Здесь холодно, пахнет сыростью и машинным маслом.
Дядька щёлкает выключателем. Загорается свет и моим глазам предстаёт супер тачка. Бэтмобиль, ёлы-палы…
— У вас же «Победа», — удивлённо говорю я.
— Её нет уж давно. Я продал. Зачем тебе та рухлядь? Вот! Эта машина новее! Тут мотор хороший. И это… сцепление, вроде, новое…
Кхе-кхе…
Передо мной стоит покрытый слоем пыли «Запор». Ушастый «Запорожец»… ЗАЗ-968. Ну всё, девки, держитесь! Теперь вы точно все мои. Особенно, Вика…
— Какой цвет? — скучно спрашиваю я, поскольку в свете тусклой лампы, да под слоем пыли ничего не разобрать.
— Золотой! — с достоинством отвечает дядя Гриша. — Держи ключи. Всё! Теперь это твоё! Владей! Мы тебя введём в кооператив. Я с председателем сегодня переговорю и всё сделаем. Будешь с машиной и гаражом. Молодой писатель с большим капиталом! Так-то!
— А её же оформлять надо как-то? — спрашиваю я.
— Да, оформлять надо. Но это твой батя пускай покумекает, он у тебя кручёный, я видел, он такие фортели откалывал…
— Не понял… а бумаги у него что ли?
— Нет, бумаг нету. Я у кореша старого за долги взял. Он мне в карты проиграл. Давно ещё там.
Он многозначительно машет головой.
— Не переживай, обтяпаете с батей. Сделаете бумажки.
Зашибись. Боюсь, обтяпать мы только колхозную картошку сможем… Дядюшка опасливо выглядывает, озирается и выбирается наружу.
— Я пошёл, — говорит он.
— Дядь Гриш. Огромное спасибо за подарок. Даже не знаю, как это всё осознать. Может, пока себе оставите?
— Нет, бери. Ты в нашей семье единственная надежда. Так что всё тебе! Ну, подарок недешёвый, конечно. Такое богатство в твоём возрасте никому и не снилось. Но ничего, я верю, что ты будешь достоин и меня не подведёшь, и не отвернёшься на старости лет.
Я вздыхаю.
— Не подведу…
Дядька исчезает, а я остаюсь. Осматриваюсь, приглядываюсь, а потом тоже выхожу и закрываю калитку, врезанную в створку. Она со скрипом встаёт на своё место, а я иду на пробежку.
Около десяти часов раздаётся звонок в дверь. Я как раз занимаюсь с отцовской пудовой гирей. Надо будет себе организовать гантели. А ещё и штанга бы не помешала…
Ставлю гирю и в одних шортах иду к двери. На пороге стоит Катя.
— Привет!
— Сдала? — спрашиваю вместо приветствия.
— Пятак!
— Ну, тогда привет, — смеюсь я. — Проходи. Ого, нарядная какая.
Она захлопывает дверь, сбрасывает туфли и босая идёт по коридору.
— К тебе?
— Ага, пошли в комнату.
В коричневом платье, белом кружевном переднике, мама дорогая! Вот что меня ждёт в школе. Целый год ещё этой красоты.
— Кать, будешь чего-нибудь? Тебя покормить, напоить?
— Ага, пить хочу.
— Пошли на кухню тогда.
— Прикинь, я думала химоза меня завалит вопросами. Сколько она мне крови выпила. А тут такая добрая, улыбается. Я думаю, говорит, можно смело пятёрку ставить.
— Ну, так видит же девочка умная, чего топить-то? Компот будешь из жимолости?
— Буду. А передо мной Ленка Чижова чуть трояк не схватила, представь, а у неё одни пятаки в течение года были! Химоза её засыпала вопросами, а мне ни одного не задала!
Я наливаю из кувшина компот и подаю Кате. Она берёт стакан и с жадностью пьёт, поглядывая на мой торс и на лицо. Торс тот ещё, но ничего, я же над ним работаю.
— Ты занимался что ли?
Про остатки бланша под глазом не спрашивает. Да там почти и не видно ничего уже. Немного желтизны и всё.
— Ага, — киваю я.
Симпатичная девчонка. Не красавица, но милая, и далась мне Вика эта, с её Цепнем… Вот с Катькой всё было бы гораздо проще. Другая жизнь была бы… Волосы у неё светлые, носик аккуратный, губки — ягодки, щёчки персики, ножки тоненькие. Босые.
— Ну, чего у тебя? — спрашивает она, подставляя стакан под струю воды. — Чего посуду не помоешь?
— Помою, потом. Пошли.
Мы идём в комнату.
— Смотри!
Я показываю ей разложенные на столе этикетки, замки и пуговицы. Она чуть хмурится и внимательно всё рассматривает.
— А теперь, — говорю я, — смотри сюда.