Чебурашка

В подтверждение этих слов, машина подпрыгивает переезжая поваленную бардюрину и тут же попадает в яму. Лейтенант роняет ручку.

— Ладно, — говорит он. — Потом тогда…

Мы едем по пешеходным тропкам, которых не касалась шина автомобиля. Хотя, сержант, похоже, исколесил всю округу вдоль и поперёк. Аттракцион тот ещё! Здесь свеженасыпанная земля, там бревно на газоне, а вон там каменюка.

В окна то и дело врываются тополиные и кленовые ветви, пытаясь отхлестать пассажиров по лицу, или даже выдернуть их из наглого, потерявшего все ориентиры, авто. Но водитель выглядит совершенно невозмутимым, словно пытается преподать урок практического стоицизма и мне, и лейтенанту.

— Хех, — хмыкает он. — Вот они, сучата…

Уазик вырывается из зарослей и попадает на отсыпанную гравием дорожку между двумя рядами гаражей — кирпичных и, выкрашенных серебрянкой, железных.

— А там прохода нет, — довольно сообщает сержант и чуть притормаживает. — Попались троглодиты.

Мне очень хочется, чтобы они действительно попались. Потому что начинать новую жизнь с объяснений с родителями совсем не хочется. Не то, чтобы они будут кричать, хвататься за голову или за ремень, нет, конечно. Просто стыдно.

Стыдно, что взял без спросу и вот так совершенно тупо, по глупости прощёлкал дорогие кроссы, отдав их каким-то малолеткам… Ну… то есть… не совсем малолеткам, а своим сверстникам, но всё равно… не хочется…

С другой стороны, то что вернут мне их дяденьки-милиционеры, тоже не комильфо. Сам опростоволосился, сам и реши проблему, если не хочешь по жизни быть терпилой, а я больше не хочу.

— От меня не уйдёшь, — тихо, но с апломбом произносит сержант, чуть откидывая голову и поигрывая желваками.

Ну, точно Бонапартий на коронации.

Пацаны, между тем, не останавливаются, бегут в тупик. Зато останавливается наш Уазик. Водитель тормозит и притапливает на холостом ходу газ. Он поворачивается к лейтенанту и я вижу на его лице отчаянную скуку. А движок ревёт, пугая беглецов.

— Давай, подъезжай, — сердито командует лейтёха, но сержант не торопится выполнять его распоряжение и включает сирену.

Не надолго. Включает и тут же выключает.

— Хаблюк! — не выдерживает лейтенант.

Хаблюк? Вот тебе раз! Вика ведь тоже Хаблюк… Но нет… Этот явно не её родственник, ничего общего нет… Я всматриваюсь, пытаясь найти подтверждение своей мысли, потому что мне совсем не хочется, чтобы этот надутый чувак оказался, например её отцом…

— Да еду, еду, — говорит сержант, таким тоном, будто делает одолжение и действительно, трогается с места.

— Смотри, твою мать! — выбрасывает руку вперёд лейтёха.

Хулиганы, как мартышки, начинают карабкаться на два низких гаража, наступая на висячие замки и крепкие петли.

— Вот суки! — шипит Хаблюк и добавляет несколько очень крепких словечек.

Он снова тормозит, теперь уже резко, и врубает заднюю, чтобы развернуться или просто ехать задом наперёд, не знаю. Должно быть, хочет их подловить с другой стороны.

В этот самый момент один из шакалят, а именно белобрысый, раньше других взобравшийся на крышу гаража, кидает булыжник. Хаблюк в это время смотрит назад, начиная маневрировать, поэтому глухой удар и треск стекла становятся для него полной неожиданностью.

— Хаблюк, твою мать!

Лейтенант выскакивает из машины и бросается к гаражу, да только пацаны уже бегут по крыше, перескакивают на гараж повыше и теряются из виду, спрыгивая с другой стороны.

Сержант тоже выскакивает, но лишь затем, чтобы осмотреть паутину, расползшуюся по стеклу. Можно подумать, снаружи она выглядит иначе, чем изнутри.

— Помчались, давай в машину скорей! — восклицает лейтёха, но сержант не двигается с места.

— Не догоним уже, — зло мотает головой он, достаёт из кармана смятую коричневую пачку «Опала» и с напором добавляет, — приехали, лейтенант!

Звучит это, как «ну что, достукался?»

Он говорит с недовольством и обидой, будто именно лейтенант их упустил. Я тоже выскакиваю из машины. Блин! Акупунктура! В одних носках стоять на гравии — то ещё удовольствие.

— Так, ну давай бумаги оформим, — кивает мне молодой мент. — Ты в какой школе учишься?

— В шестьдесят второй, — поморщившись, отвечаю я.

— Имя.

— Артём…

— Фамилия.

Я молчу некоторое время, соображая, а потом машу головой:

— Не скажу я вам, товарищ лейтенант.

— Почему? — искренне удивляется тот.

— Да, какой смысл? Время только терять будем. Вы их уже не найдёте. По горячим следам ещё можно было схватить, а так… Не хочу, в общем. Ладно, спасибо за американские горки. До свидания.

Сержант хмыкает, а лейтёха стоит с приоткрытым ртом и соображает. Я аккуратно схожу с гравия и ступаю на неширокую бетонную полосу, залитую вдоль ряда кирпичных гаражей.

— Эй, Артём! — бросает мне в спину лейтенант.

Я, не оборачиваясь, делаю прощальный жест и молча двигаю дальше. До дома недалеко, ничего, дойду и босиком.

Вернувшись домой, стягиваю джинсы, лопнувшие по шву на заднице, совершаю омовение своих избитых конечностей и переодеваюсь согласно статусу. Надеваю заношенные и блестящие на коленях школьные брюки, бросаю в стирку рубашку, а футболку оставляю. Натягиваю кеды и собираюсь снова выскочить из дома.