Чаткальский тигр

«Странно устроен человек, — размышлял Караджан. — У одного палаты ломятся от добра, а его не назовешь богатым; у другого в доме скромно, а душа широка, как океан…» Здесь ему хорошо и просто. А у Хазратова он чувствовал себя скованно, как в музее, куда можно войти, только надев тапочки, похожие на лапти, и ходить осторожно, ни к чему не прикасаясь. И разговор у них не клеился. Надо было сослаться на какие-нибудь дела и отказаться от приглашения.

Почему так? Почему муторно на душе после встречи со старым приятелем? Что изменилось?.. Изменился Хазратов. Чувство собственного величия так и прет из него.

Чтобы перенести горе, тяготы, нужно мужество. А каким свойством надо обладать, чтобы достойно выдержать испытание славой, богатством? Старики говорят — мудростью. Поистине мудрый — скромен.

Мужеству можно учиться у многих. Но как же мало тех, у кого можно перенять мудрость! Чаще всего самыми мудрыми оказываются люди с белыми бородами, за жизнь свою не скопившие ничего, кроме знаний. Поговоришь с ними — и ощутишь радость в сердце, словно долго смотрел на первозданной белизны и свежести горы, словно очистился, прикоснулся к истине. Такие люди высокочтимы в народе, как мудрые книги. Только книги можно хранить веками, сделать достоянием многих поколений, а люди уходят. Их не сберечь, как свет сгоревшей свечи. Да, поистине природа не всегда справедлива.

VIII ЕСЛИ БЫ УВИДЕЛ ФАРХАД…

Четвертый день над горами гулял южный мокрый ветер. Сугробы сразу опали. Снег на дорогах, перемолотый колесами машин и арб, превратился в грязную кашицу, желтыми ошметками вылетал из-под сапог. Караджан шел, подавшись вперед и пригнув голову, пересиливая ветер. И когда порыв ветра вдруг ослабевал, как бы уступая его упрямству, он еле успевал выставить ногу, чтобы не упасть. Уже рассвело, но из лощин растекался туман, и воздух напоминал разбавленное молоко.

Караджан спешил к месту прокладки основного тоннеля. Поднявшись, он впопыхах выпил чаю и на ходу дожевал бутерброд. Немножко ломило суставы и побаливала голова. Это, наверное, оттого, что почти всю ночь провел без сна. Едва засыпал, как ему тут же начинал мерещиться переполненный, разбушевавшийся Чирчик. Река вздымала черные в гневе волны, перебрасывала их через берег, и мутный поток вперемешку с камнями устремлялся в тоннель, где трудились в ночную смену бригады проходчиков Петухова и Мансурова. Караджан вскакивал и сидел несколько минут в постели, пережидая сердцебиение. Потом шарил рукой по тумбочке, где оставлял с вечера папиросы, и закуривал. Он понимал, что в этот час у реки бессменно дежурят надежные люди, и, если вода будет прибывать и перехлестнет через контрольную отметку, они поднимут тревогу и уж непременно прибегут за ним, инженером Мингбаевым. И все же в груди у него все росло и росло беспокойство, которое родилось в нем еще третьего дня, когда он, возвращаясь вечером с плотины, увидел побуревшую поверхность Чирчика, по которому плыли измолотые на перекатах куски льда. С берегов с глухим уханьем обваливались в воду сугробы.

Чтоб сократить путь, он зашагал по тропе, которая вывела к обрывистому берегу реки. С грозным рокотом катил Чирчик внизу свои воды. Боясь поскользнуться и сорваться в холодную пучину, Караджан обеими руками взялся за шершавую поверхность скалы и осторожно пробирался по самому краю осклизлого обрыва. Тропа повела его вниз. Вскоре он увидел худощавую фигуру инженера Каминского. Когда же старик успел прийти? А может, он всю ночь провел здесь? Метрах в тридцати от него зиял черный зев тоннеля, из которого медленно выезжал «МАЗ», груженный породой. Погасив фары, он двинулся по дороге, круто огибающей край горы — коричневый каменный уступ.

Каминский рассеянно ответил на приветствие Караджана, не отрывая взгляда от темной поверхности реки, которая вскипала, пенилась, клокотала и гоняла вдоль и поперек жадные пасти воронок. Волны наскакивали на прибрежные камни, покрытые тонкой коркой льда, и рассыпались в пыль, а ветер подхватывал ее, швырял на дорогу, где сновали самосвалы, возившие из тоннеля породу. В этом месте каждые два часа дорогу посыпали песком, и все же машины двигались крайне медленно.

— Что делает, а!.. Что делает!.. — проговорил Каминский, кивнув на реку.

Караджан вынул папиросу и чиркнул спичкой, но ветер задул пламя. Он смял папиросу, щелчком выбросил в реку, и она исчезла в пене. У берега торчала вбитая в дно планка со шкалой для определения уровня воды. Вчера вода достигала насечки с цифрой «300», сегодня она поднялась уже до «700». А вода все прибывала и прибывала. Это уже представляло опасность для тех, кто трудится на прокладке тоннеля и нижнего канала. Туда и так уже сквозь грунт просочилась влага. Откачивая ее, бесперебойно работали насосы. Из широких гофрированных шлангов стекала обратно в реку желтая и густая от грязи вода.