Часы-убийцы

– Да нет. Говорю только, что не нравится он мне, и это чистая правда. Я, собственно, никогда и не скрывал своего отношения. Когда Люси рассказала мне, что случилось, я подумал: "Ого! Может, все это ерунда и на меня просто подействовало виски, но скажите-ка, почему в охотничьих ружьях делают два ствола? Потому что птички часто летают стаями, верно? Так вот, убили одного полицейского, а в доме был другой, и они знали друг друга, вместе когда-то работали – так мне Люси сказала. Почему бы вам не поинтересоваться этим?

В глазах Гастингса вспыхнул и тут же погас огонек. Сжав кулаки, он со вздохом проговорил:

– Господи, как было бы здорово, если бы я мог в это поверить! Увы, не могу... ты не знаешь всю историю до конца... не знаешь, как все было... И подумать только, что я – с ума сойти, именно я! – могу подтвердить, что этот мерзавец невиновен!

– Вы видели его? – спросил Фелл.

Он говорил спокойно, но что-то в его голосе заставило всех повернуться к доктору.

– Вы видели, что Стенли все время оставался в комнате? – немного повысив голос, продолжал Фелл. – Вы видели Боскомба, я знаю. А Стенли? Его тоже? Уверены в этом? Если не ошибаюсь, он ведь был за ширмой.

Гастингс тяжело вздохнул. Было очевидно, что он отчаянно пытается, но не может вспомнить ничего, что могло бы тут пригодиться.

– Очень жаль, вы даже не представляете, как мне хотелось бы согласиться с вами, но это невозможно. Не возражаю, Стенли я не видел, но мне отлично была видна дверь – на нее падал лунный свет. Никто не входил и не выходил из комнаты.

Любопытство в глазах Фелла угасло.

– Почему вы не любите Стенли? – обратился он к Поллу.

– Почему, почему... Потому что он вечно путается под ногами, если можно так выразиться. Все время натыкаешься на него. Часами сидит в комнате Босси и молчит, а когда заговорит, так и того хуже. Он же ни о чем другом и не говорит, кроме инспанской инквизиции.

Фелл поднял к потолку задумчивый, немного насмешливый взгляд.

– Гм, да. Снова речь заходит о доброй старой испанской инквизиции. Знали бы вы, господа, сколько грубейших ошибок делают писатели, повествуя о ней! Помните святой гнев Вольтера? "Это кровавое судилище, это порождение папской власти, доставшееся на долю Испании, но ненавидимое ею" – и это он писал в то время, когда в просвещенной Франции людей без суда отправляли в Бастилию и, как правило, никогда больше не вспоминали о них! Стареющая инквизиция не вырывала языки и не рубила руки своим политическим противникам, как это делалось во Франции...

У меня был когда-то друг – юноша, решивший, что создаст шедевр – исторический роман об ужасах инквизиции. Преисполненный энтузиазма, он собирался изобразить, как гнусные инквизиторы плотоядно облизываются при виде нового изощренного орудия пытки и как бьется в их когтях главный герой, молодой шотландский матрос. Насколько я помню, все должно было завершиться его поединком на шпагах с самим Торквемадой... Потом, на свою беду, мой друг решил изучить соответствующие исторические документы. Вместо фантазии он обратился к фактам. И чем больше читал, тем больше терял иллюзии и разочаровывался. Как это ни прискорбно, господа, но он отказался от мысли создать свой шедевр.

Хедли не выдержал:

– Не хотел бы вступать с вами в спор, но, надеюсь, вы не собираетесь защищать инквизицию? Не станете же вы отрицать, что вашего шотландца могли ожидать пытки и смерть на костре?

– Конечно, не стану. Я только хочу сказать, что в Шотландии он мог бы встретиться с тем же самым. У него на родине и пальцедробилки и испанские сапоги на законном основании применялись в любом уголовном процессе. Еще в 1648 году пуритане в Англии посылали на костер тех, кто усомнился в бессмертии души, точно так же, как это делалось в Испании. В Шотландии было сожжено две тысячи женщин, заподозренных в сношениях с дьяволом; старик Кальвин отправил на костер Мигуэля Сервета.

Короче говоря, в Испании его сожгли бы, если бы он отказался отречься от своих убеждений, на родине же ему не дали бы даже такой возможности. Инквизиция никогда не предавала огню тех, кто до вынесения окончательного приговора отрекался от ереси... Я не защищаю испанскую инквизицию, – продолжал, постукивая тростью о пол, доктор, – а хочу лишь заметить, что почему-то никому не приходит в голову обвинять ее в истинных грехах: упадке, до которого она довела нацию, использовании в процессах безымянных, скрывавшихся под маской свидетелей и многом другом. Нельзя, однако, упрекнуть инквизиторов в том, что они разыгрывали комедию. Бесспорно, слуги инквизиции замучили и сожгли на кострах немало людей, но они, во всяком случае, верили в то, что делали, а не развлекались, подобно мучающим кошеек школьникам.

Гастингс закурил. При свете спички его лицо, пожалуй, впервые, показалось старше и взрослее, чем у Элеоноры.

– Вероятно, вы рассказывали нам все это с определенной целью, – скорее констатировал, чем спросил он, – но какой?

– Во-первых, меня интересовало отношение мистера Полла к Стенли. Во-вторых же...

– Да?