Часы-убийцы

– Платок миссис Стеффинс. Разве я не говорил о нем? – Хедли вынул конверт и извлек из него смятый батистовый платочек. Весь он был испачкан краской, при одной мысли о которой Мелсона теперь начинало мутить. – Не надо так испуганно глядеть на него. Это всего лишь золотистая масляная краска, которой пользуются при росписи фарфора. С той, другой краской она не имеет ничего общего. Престон нашел его в комнате Стеффинс среди всякого хлама. Краска, однако, свежая и попала на платок этой ночью... Бесспорно, на крыше разгуливала наша милая миссис Стеффинс. Она вышла из своей комнаты и поднялась на крышу по потайной лестнице, ведущей туда из алькова Карвера, чтобы пошпионить за влюбленными, о встречах которых знали, кажется, в этом доме все без исключения. Вспомните, что, когда вы пришли, она была полностью одета. Помните также тот тюбик с краской, который был сплющен так, словно на него кто-то наступил? Почти так оно и было: выходя из комнаты и уже включив свет, миссис Стеффинс оперлась о стол и придавила тюбик рукой. Она поскорее вытерла руки платком и поспешила на крышу, чтобы, упаси бог, ничего не упустить из происходящей там безнравственной сцены. Тут-то она и наткнулась на Гастингса. При виде поблескивающей на руках странного видения краски тот совсем растерялся, бросился к дереву и, мягко говоря, несколько неудачно спустился с него. Стеффинс видела, как он упал, – иначе откуда она могла знать, что молодой человек находится в комнате Люси? Как вы помните, именно Стеффинс привлекла наше внимание к этой комнате. Затем она вернулась к себе, заметила, что испачкала руки, вымыла их. Платок она сунула в грязные вещи... Устраивает вас такое объяснение?

Фелл издал загадочный звук, который с равным успехом мог означать и полное согласие и неодобрение.

– Сейчас, однако, самое важное не это, – продолжал инспектор. – Я произнес свою обвинительную речь по делу Элеоноры Карвер. Сегодня утром вы свели все неясные места в нем к пяти вопросам, и я ответил на каждый из них. Ответил, несмотря на то, что вы не хотите верить собранным нами конкретным уликам: найденным у этой девушки украденным вещам, второй стрелке и окровавленной перчатке. Я не только представил улики, но и увязал их с мотивами, возможностями и темпераментом обвиняемой; дал единственно возможное объяснение всем имеющимся в нашем распоряжении фактам. Поэтому я смею утверждать, что сомнений в вине Элеоноры Карвер не может быть. Вы сказали, Фелл, что вам не по вкусу мои аргументы, но у вас нет ни единого факта, опровергающего их. Уважаемые судьи и присяжные, я изложил точку зрения обвинения, – с широкой улыбкой проговорил Хедли. – Попытайтесь теперь, если сможете, ее опровергнуть.

Завершив свою речь насмешливым жестом, Хедли сел на место. Фелл же, накинув на себя плащ на манер адвокатской тоги, поднялся, чтобы выступить в роли защитника.

18. Доктор Фелл выступает в роли защитника

– Ваша честь, – начал доктор, почтительно склоняя голову перед игрушечной кошкой на каминной полке, – господа присяжные!

Громко откашлявшись, он плотнее запахнулся в плащ и повернулся в сторону кровати. Черный плащ и растрепанная седеющая шевелюра делали его и в самом деле похожим на приготовившегося к решительной схватке с прокурором адвоката.

– Ваша честь, господа присяжные, – снова начал он, поправив пенсне, – беспристрастному слушателю могло бы показаться, что все непредвиденные совпадения, все случайности играют на руку моему уважаемому другу и прямо-таки на тарелочке преподносят необходимые для его версии факты и улики; мне же случай решительно отказывается подыгрывать. Должен, однако, сказать, что подобное везение должно было бы обеспокоить нашего друга. Едва он начинает искать хоть одну наводящую на след преступника улику, как находит их сразу полдюжины. Не успевает раскрыть рот, чтобы высказать свою версию, как находятся свидетели, подтверждающие ее. Мне это очень не нравится. Я не верю, что настоящий преступник мог оставить такой очевидный след, так много губительных для него улик. С вашего разрешения я намерен рассматривать это дело как уголовное преступление, а не как игру в сыщиков и разбойников. Отсюда и будут вытекать те следствия, которые я собираюсь положить в основу своей речи.

– Слушайте! Слушайте! – подбадривающе воскликнул Хедли.

– И если, – невозмутимо продолжал Фелл, – мой уважаемый друг на минутку заткнется, то я попробую изложить свою точку зрения. Для начала скажу, что мне хорошо известны основные правила разведения кур...

– Ну-ну-ну! – вскочил с места Хедли. – На мой счет можете говорить все, что вам взбредет в голову, но против того, чтобы устраивать из дела комедию, я протестую. Прежде всего, у нас нет времени для шуток, и, к тому же, дело, в котором речь идет о человеческой жизни, плохой повод для смеха. Если у вас есть что сказать, говорите, но не стройте из себя клоуна!

Фелл снял пенсне и, оставив позу выступающего в суде адвоката, очень тихо проговорил: