Часы-убийцы

– Был убит человек, и вы, по сути дела, присутствовали при этом. Способны вы это понять? Он был заколот, упал на лестницу и умер возле этой самой двери. – Хедли встал и распахнул дверь. – Смотрите, тут еще видны следы крови. А теперь слушайте меня внимательно! Постарайтесь объяснить нам, как попала к вам эта перчатка, что вы слышали, стоя в темноте, и как могло случиться, что когда через несколько мгновений дверь отворилась, никто не увидел вас. Иначе я не удивлюсь, если присяжные признают виновным в совершении преднамеренного убийства вас самого!

– Значит, – Полл отчаянно сжал руками спинку стула, – когда я услышал...

– Что вы услышали?

– Какой-то странный звук, будто кто-то тяжело, задыхаясь, вздохнул. Я подумал, что это Элеонора увидела меня и испугалась. Тогда я быстро присел на корточки...

– Далеко вы были от лестницы?

– Не знаю. У меня как-то путается. Хотя погодите! Должно быть, довольно далеко – я ведь только вышел из своей комнаты. Или нет? Не помню... Однако, присев, я задел рукой или схватился – точно не помню, но факт тот, что это была перчатка.

– Вы хотите сказать, что нашли перчатку так далеко от лестницы? Бросьте!

– Но ведь так оно и было! Почему вы мне не верите? Я поднял эту перчатку с пола – не могу точно сказать, в каком месте, но с пола – я же помню, что он был холодный и тянуло сквозняком. Я подумал, что надо бы вернуться к себе и подождать, пока Элеонора пройдет. Так я и сделал. Тихонько. На цыпочках, знаете ли. И больше ничего не помню. Когда я снова пришел в себя, было уже светло, я лежал на кровати, все еще полуодетый, и чувствовал себя исключительно паршиво.

– Почему вы забрали с собой эту перчатку?

– Ну... я же хотел как лучше, черт побери! – плаксивым тоном ответил Полл. – Ну да, я думал, что так будет лучше. "Бедняжка потеряла свою перчатку, – подумал я. – Хорошенький скандал устроит тетушка Стеффинс, если утром наткнется на нее. Бедная девочка! Отдам ей завтра перчатку и скажу:-"Ай-ай-ай, где это вы разгуливаете по ночам?"Ха-ха-ха... Слушайте, старина, я сейчас совсем неважно себя чувствую. Если вы дадите мне немного передохнуть, я, может, и еще что-нибудь вспомню. Например... – Полл провел пятерней по волосам, а потом безнадежно покачал головой. – Нет, опять вылетело. Но если я постараюсь хорошенько припомнить...

Фелл, до сих пор не проронивший ни слова, внезапно выступил вперед. В зубах у него все еще торчал окурок сигары. Он вынул его изо рта, положил в пепельницу и только потом перевел взгляд на Полла.

– Погодите немного, Хедли, – пробурчал доктор. – Тут речь может идти о жизни человека... Давайте-ка посмотрим – не сумею ли я слегка освежить вашу память, молодой человек. Порассуждаем вместе. Вы стоите в темном коридоре. Только что вы сказали, что тянуло сквозняком. А теперь припомните ту дверь, через которую Элеонора обычно выходила на крышу... Сквозняк был потому, что эта дверь была открыта?

– Ну, конечно, черт побери! Открыта! – Полл хлопнул себя по лбу. – Разумеется, открыта. Все ясно! А я ломал себе голову...

– Не подсказывайте ему, Фелл! – рявкнул Хедли. – Он же будет уверен, что сам это вспомнил!

– А я ничего и не подсказываю. Вы же сами, – Фелл ткнул тростью в сторону Полла, – пришли к этому, не так ли? Ну, мой друг, почему вы так уверены, что дверь была открыта?

– Потому что люк на крыше был тоже открыт, – ответил Полл.

Наступила мертвая тишина. Вновь все стало с ног на голову. Мелсон молча смотрел на воротничок, плотно облегавший шею Фелла, на тускло блестевший наконечник его трости и бледное отечное лицо Полла. Сейчас взгляд молодого человека был уверенным, даже твердым. Нельзя было не поверить ему.

– Бред какой-то! – взорвался Хедли. – Прекратите, Фелл, я не люблю, когда свидетелям навязывают их показания... Дело в том, мистер Полл, что заслуживающий полного доверия человек – к слову сказать, вполне трезвый – показал, что люк был крепко заперт, когда он осматривал его вскоре после убийства. Также, как и дверь, ведущая к люку.

Полл выпрямился. Выражение его лица изменилось, теперь оно не было ни жалобным, ни вялым.

– Послушайте, старина, – начал он негромко, – мне надоело, что вы непрерывно стараетесь уличить меня во лжи. Если вы полагаете, что мне доставляет удовольствие рассказывать, какого шута горохового я строил из себя ночью, то глубоко заблуждаетесь. Я стараюсь, как умею, помочь вам. Сказанное мною – правда, и я готов повторить ее перед любым судом – отЛондона до Мельбурна... Дверь действительно была открыта. И люк тоже. Я это знаю, потому что оттуда падал лунный свет.

– Лунный свет?