Опять замычала корова. Как-то лениво и безнадежно.
– Такие вопросы надо решать цивилизованно…
Но его уже никто не слушал, все поняли, что дело безнадежное; люди, словно по команде, вдруг надвинулись на ораторов – и было в этом движении что-то угрожающее, что порождалось отчаянием и безнадежным желанием добиться справедливости.
И тут же отъехала дверца микроавтобуса, и на зеленую травку высыпали люди в масках, в камуфляже и с весомыми дубинками в руках. Странные какие-то бойцы – на одних было написано «ОМОН», на других «Спецназ», а на третьих вообще «Полиция». Развернувшись в цепь, они стали напористо оттеснять митингующих от представителей администрации и стройфирмы.
Алешка не торопился отступать. И мы оказались прямо перед цепью.
– Это не полиционеры, – снова взвился над полем Алешкин голос. – Я их насквозь знаю! У меня папа полковник. А это бандиты!
И после его слов отступление прекратилось. Люди сплотились еще теснее. Только суровый дядька отвел в сторонку женщину с коляской, в которой спокойно спал бездомный новорожденный.
Рядом с нами почему-то оказался пожилой охранник Гена. Он как-то неловко споткнулся и выронил свою дубинку прямо мне под ноги. Я тут же ее подхватил и почувствовал себя вооруженным. И вспомнил слова Никишова: «Чтобы своих близких защищать, нужно уметь это делать». Или иметь чем.
– Уберите ребенка! – заорал глава администрации из-за спины охранников.
Он подбежал к мощному белому внедорожнику, который стоял поодаль от всех, и, наклонившись к окну, начал что-то говорить сидящему в машине дядьке, крутя головой и размахивая руками.
А за нашей спиной почувствовалось какое-то решительное движение: это медленно и неуклонно митингующие пошли на вражескую цепь. Нас с Алешкой сразу же оттеснили, а суровый дядька забрал у Алешки дубинку. И цепь отступила с поля боя. Позорно и трусливо. Захлопали дверцы машин, взревели двигатели, завизжали колеса – и все враги вдруг исчезли. Только телевидение задержалось. Охранники немного разбили их камеру и немного помяли оператора, ну и микрофон у корреспондента немного раздавили тяжелым берцем.
Алешка тем временем скрутил в трубочку свой «транспарант» и опять запасливо убрал его за пояс.
– Что за фишка? – сердито спросил его я. – Какие тебе деньги должны вернуть?
– Да никакие! – Алешка рассмеялся. – Многие так написали. Ну и я тоже, на всякий случай. Вдруг, думаю, станут деньги раздавать – может, и мне чего-нибудь достанется.
Я не знал, смеяться мне или злиться. А тут к нам подошел суровый дядька и положил свою тяжелую руку Алешке на плечо:
– Вы кто такие, ребята?
– Дети Шерлока Холмса, – с вызовом ответил Алешка.
– Оно и видно. Ваш батя в самом деле мент?
– Еще какой! Он как раз вот с такими жуликами и борется. Вы потерпите, он их достанет.
Дядька помолчал. А потом сказал:
– Вы все-таки, ребята, поосторожнее. Эти люди, когда против них идешь, они этого не прощают.
– А то мы не знаем. Палочку верните.
Дядька засмеялся и отдал нам дубинку.
Когда обездоленные митингующие остались одни, они еще сильнее сплотились и, пошумев, решили создать комиссию по защите своих прав. В эту комиссию вошли дальнобойщик Серов, которому было негде спать, юная мамаша с бездомным грудничком и старичок-пенсионер, который в прошлом был юристом. Тут же собрали всякие подписи и деньги на адвоката.
И мне показалось, что все это – под воздействием Алешкиных выступлений. Тем не менее, всю дорогу до дома я его ругал. На правах старшего брата и временного главы семьи. Алешка отмалчивался, а потом сказал:
– Не мешай мне.
Я даже остановился.
– Я лица запоминаю, – объяснил Алешка.
И тут я понял, что настала наша пора вступить в борьбу. Раз уж папа из нее вышел. Но мне вдруг припомнились Алешкины слова на поле о том, что наш папа с этими жуликами борется. Не боролся, а борется. Он оговорился? Или знает побольше меня? Я искоса взглянул на него и подивился – какое у него серьезное и упрямое лицо. Таким лицом, точнее – братом, можно гордиться.
Глава VIII
Потайная дверца
– Дим, – спросил Алешка, когда мы подходили к своей калитке, – ты помнишь, когда папа рассказывал об этих квартирных механизаторах…
– Махинаторах, – машинально поправил я.
– Ну да… механизаторах. Он еще говорил про фирму «Вампир»?
– «Ампир», – опять поправил его я.
– Ну да, «Вампир». Он что про нее говорил?
– Я не помню. Помню только, что их, этих вампиров, очень много и все они под какой-то большой крышей.
– Да, – припомнил Алешка, – и он трех главарей называл: Галкина, какого-то Макса и какого-то на букву «Шу».
– Точно! – Я вспомнил поле боя: «Банду Галкина под суд!»
– Жесть! Одного мы уже знаем. Этот Галкин сидит в своем замке «Вампир» на озере!
Но тут нас прервала мама. Она стояла перед нами в рабочих брюках, в косынке на голове и с большой лопатой в руках.
– Вот они! – сказала она сама себе с возмущением. – Бездельники! Мышеловы! Родная матушка, не разгибаясь, с самого утра вскапывает грядки, а они где-то шляются от скуки!
– Какие грядки? – «обавременно» удивились мы.