Часы с кукушкой

— Пока еще не очень хорошо, — печально сказал он. — Несмотря на новую вывеску, меня все еще не считают полноценной трудовой единицей. Разве моя вина, что я не шахтер и не Металлург? Мой отец был сапожник, он и научил меня подбивать подметки…

Ох! Я уж и не знаю, какую еще вывеску придумать, я человек необразованный. Вот если бы вы… Вы писатель. Если бы вы захотели! — Он нервно мял в руке ремень.

Сердце не камень. Я тут же взялся за работу, и теперь прохожие с восхищением читают над сапожной мастерской новую вывеску: «МАСТЕР, БОРЮЩИЙСЯ НА СВОЕМ УЧАСТКЕ ЗА ВЫСОКИЕ ПОКАЗАТЕЛИ, РЕМОНТИРУЕТ БОТИНКИ ТРУДЯЩИХСЯ, ШАГАЮЩИХ В ЕДИНОМ СТРОЮ».

С тех пор как эта вывеска появилась над входом в мастерскую, сапожник стал пользоваться неописуемым уважением. Проходя мимо мастерской, представители финансовых органов приветливо машут ему руками, мужчины снимают шляпы, милиционеры прикладывают руки к козырькам, а матери поднимают вверх улыбающихся деток.

Только никто уже не приносит сапожнику обувь в починку. Как-то неловко досаждать ему поломанным каблуком.

Насморк

Заянчкевич отправился с женой в театр. Когда они заняли свои места в партере, пани Заянчкевич обратила внимание своего супруга на гражданина, сидевшего прямо перед ним.

— Посмотри, — сказала она, указав на блестевшую в свете люстр лысину, — это твой директор.

— Действительно, — подтвердил Заянчкевич и стал разворачивать плитку молочного шоколада.

В это время подняли занавес, и Заянчкевич то ли из-за мокрей погоды, стоявшей на дворе, то ли по причине сквозняка, потянувшего из-за кулис, внезапно застыл на месте, потом судорожно схватил воздух и чихнул изо всех сил, обильно опрыскав лысину сидевшего впереди директора.

Директор обернулся, смерил взглядом Заянчкевича, достал из кармана носовой платок и, вытерев лысину, произнес:

— Ах, это вы, пан Заянчкевич…

Заянчкевич ничего не ответил, только легко наклонил голову. Директор мрачно повернулся к сцене.

— Обрызгал директора! — прошептала пани Заянчкевич на ухо своему супругу. — Как же это так? Поворачивай голову, когда чихаешь!

Увлеченный происходящим на сцене, Заянчкевич ничего не ответил. Но вдруг, то ли был этому причиной бешено вертящийся вентилятор, то ли у Заянчкевича защекотало в носу, но все его существо охватила дрожь, и зрительный зал встряхнуло от оглушительного взрыва.

Директор судорожно повернулся, достал из кармана носовой платок и начал вытирать лысину. Его глаза метали молнии, а губы, перекошенные гримасой, шептали что-то невнятное.

— Ты опять обрызгал директора, — шепнула жена Заянчкевича тоном порицания. — Я тебе говорила, чтобы ты поворачивал голову.

— Придется принять аспирин, — сказал Заянчкевич.

Директор между тем еще что-то ворчал себе под нос, еще бросал время от времени возмущенные взгляды вокруг, но наконец и он занялся тем, что происходило на сцене.

— Извинился бы перед директором, — шепнула пани Заянчкевич своему мужу.

Но тот был так поглощен сюжетом пьесы и молочным шоколадом, который таял у него в руках, что даже не ответил.

Наверно, на этом все бы и закончилось ко всеобщему благополучию, если бы внезапно в зрительный зал не вошел билетер. Приоткрыв двери, он впустил в зрительный зал волну холодного воздуха. То ли эта волна так повлияла на Заянчкевича, то ли он вообще уже был сильно простужен, однако тут уж ничего не поделаешь: Заянчкевич открыл рот, на мгновение замер и порывисто чихнул, еще раз обрызгав лысину сидящего перед ним директора.

Директор весь задрожал от возмущения и вытащил из кармана носовой платок. Вытирая лысину, он обернулся назад и прошептал зловеще:

— Ну, пан Заянчкевич, вы можете забыть о повышении!

— Видишь! — толкнула супруга локтем пани Заянчкевич. — Теперь ты не получишь повышения! Почему ты не поворачиваешь голову, когда чихаешь?

Заянчкевич нетерпеливо повел плечами:

— Какое там повышение! Сто десять злотых! Из-за них я буду вертеть головой? Чихал я на такое повышение!

И, может, для подтверждения своих слов, а может, из-за того, что насморк прогрессировал, Заянчкевич весь сжался и чихнул на лысину директора с такой силой, как если бы у него было подготовлено другое место в другом учреждении.

Дневник спелеолога

Сто восемьдесят седьмой день.

Уже сто восемьдесят седьмой день я сижу в одиночестве под землей в пещере среди сталактитов и сталагмитов. На земле, дома, — жена, дети. Не знаю, выдержу ли я.

Сто восемьдесят восьмой день.

Миновал сто восемьдесят восьмой день моего одинокого пребывания в пещере. Там, на земле, — жена, дети, родственники. Выдержу ли я?

Сто восемьдесят девятый день.

Сто восемьдесят девять дней я нахожусь в подземной пещере. На земле, в городе, демонстрируют новый отечественный фильм. Выйти из пещеры? А может быть, все-таки выдержу?

Сто девяностый день.

Я провел в одиночестве сто девяносто дней. В пещере. А на земле друзья, знакомые, общество. Выдержу? Не выдержу.

Сто девяносто первый день.