— Извини меня, дуся, но ты дура! — вспылила зеленая. — Кто ж в твои годы по Египтам ездит! Простудишься в пути и отдашь богу душу. Или зазеваешься — и тебя слопает крокодил. Там ими все реки кишмя кишат. Если тебе уж так приспичило писать, ну пиши мемуары — о Боре Парцевском, кумире всех таганрогских дам, о гимназии. Все старики перед смертью мемуары пишут. Зато какая у тебя будет вещь! Ей же цены нет! А вдруг что-нибудь случится… понимаешь?.. Полетит твоя пенсия, чем будешь жить? А тут у тебя на руках несказанной ценности вещь. Ты знаешь, кто ее купить хотел? Я расскажу тебе, только ты должна поклясться, что никому на свете не проболтаешься, слышишь?
В ответ тетушка только вздохнула.
— Понимаешь, — еще более понижая голос, продолжала зеленая, — я одно время жила в Москве, в гостинице. И кому-то, дура, сболтнула об этой вещи. Что же ты думаешь! Дня через два-три стук в дверь. «Антре!» — говорю. Открывается дверь, и входит великолепно сложенный мужчина. Волосы черные, глаза голубые — ах!.. «Гуд монинг! — говорит. — Прошу, миссис, извиняйт меня, я пришел по один секретный дела». Поворачивается и, понимаешь, запирает двери на ключ. «Послушайте, — говорю ему, — если вы пришли нанимать меня в шпионки, то знайте, я женщина честная, преданная и не продам свою родину даже за тысячу долларов!» А он мне: «О, нет! Я пришел совсем по другой дела. Я знайт, что у вас есть очень интересный вещь. Мой шеф, мистер Морган (тот самый, понимаешь? Миллиардер!) очень любит такой разный вещь. Он может давайт вам двести тысяч долларов». Я спросила: «А сколько это будет, если перевести в золото?» — «Это будет, — говорит, — два мешок». Слышишь?! Два мешка! Я встала и гордо оказала: «Никакой вещи у меня нет, вам наврали. Извольте, мистер, выйти вон!» Он сказал: «Миссис, вы ест дурак. Гуд бай». И ушел. А я до того испугалась, что тут же уложила чемодан и улетела в Киев.
Вот, дуся, какая цена этой вещи. А ты тянешь. Кстати, он все-таки оставил свою визитную карточку, будто нечаянно обронил. Карточку я, конечно, порвала, а адрес запомнила. Хочешь, я тебе его сообщу?
— Ах боже мой, — опять застонала тетушка, — ну зачем мне этот адрес, зачем мне золото! Меня золото совсем не интересует. Вещь, сама вещь бесконечно дорога! Подумать только!..
— Вот именно подумать только! — подхватила зеленая. — Весь мир знает об этой вещи, а она находится где-то на берегу мутненького Азовского моря, в маленьком домике, заросшем колючками и крапивой, у какой-то там бедной вдовы! Чудо!..
— И еще… — тетушка запнулась. — И еще меня смущает, как она к тебе попала. Ведь это тоже не безразлично. Ты требуешь от меня соблюдения тайны, а сама, сколько я ни спрашиваю, уклоняешься от ответа.
— Попала она ко мне самым законным путем, — с достоинством оказала зеленая. — Но распространяться об этом — лишнее. Изволь, я скажу, если тебе так уж хочется. Когда я жила в Германии…
— А ты разве жила в Германии? — удивилась тетушка.
— Ну, конечно, жила. Я с мужем ездила, он там в экспортном бюро работал… Так вот, когда я там жила, мне продал эту вещь один немец, бывший офицер.
— А он откуда взял? — не унималась тетушка.
— Ах боже мой, все тебе нужно знать! Ну, взял ее из музея во время оккупации Парижа. Тогда ведь всё брали.
— Вот видишь, — укоризненно сказала тетушка, — значит, эта вещь краденая.
— Ничего не краденая! Надо же отличать кражу от военной добычи. Но он, дурак, совершенно не представлял, что это за вещь: золото — и все. А когда узнал, на коленях умолял вернуть ему. Я сказала: «Нихт, герр, надо было раньше смотреть!»
— Ну поставь, поставь еще на бой, — попросила тетушка.
Наступила короткая пауза — и вдруг я услышал мелодичный частый звон.
— Еще! — сказала тетушка.
— Ага, понравилось! — тихонько хихикнула зеленая.
Звон повторился — восемь одинарных ударов и три сдвоенных.
— Восемь и три четверти, — сладко сказала зеленая. — Какая прелесть! Он вынул их из хрустального шифоньера, в котором были еще пальто, шляпа и палка писателя. Дурак! Надо было и пальто захватить!..
«Часы! — чуть не вскрикнул я. — Зеленая привезла из Германии краденый брегет Мериме и хочет его сбыть тетушке за сорок тысяч. Ну нет! Мы еще поборемся! Не так-то просто будет ей впутать тетю в эту историю».
А из наушников меж тем доносился жалобный голос:
— Люда, милая, я тебя прошу, ну подожди еще недельку! Надо же время, чтобы реализовать кое-какие вещи.
— Двое суток! — неумолимым шепотом отрезала зеленая. — И льготных пять часов. Не вручишь через пятьдесят три часа облигацию и пятнадцать тысяч — продам другому. Я и так потратила на тебя уйму времени.
— Так возьми у меня в счет пятнадцати серебряный самовар, — просяще оказала тетушка. — Это тоже очень редкая вещь, времен Елизаветы Петровны.
— А где он? — жадно отозвалась зеленая.
— Здесь, в сундуке. Пойдем, я покажу. На нем такие художественные узоры…
Скрипнула дверь, и через минуту послышался знакомый звук сундучного замка.