Часы, идущие назад

Время похоже на реку. И на наши сны. Оно густое, вязкое, как глина, загадочное, как ночная тьма. И словно в фотографировании, надо подобрать правильные реагенты, чтобы время явило себя с правильной стороны, показав истинную суть вещей. Время летит на крыльях. Время застывает смолой. Время тянется, как резина. Время обрывается нитью. Время умирает…

Время – это я…

Катя открыла глаза. Она не понимала, как заснула! Привалившись щекой к плечу Анфисы, она заснула, когда они сидели в засаде и ждали! Они опустошили оба термоса с кофе до этого. Они выходили из машины глотнуть воздуха ночи, размять ноги. Они делали все, чтобы не спать.

Когда они выходили, Катя не приближалась к Дому у реки. Ей все мерещилось, что кто-то из тьмы смотрит, следит за ними из его слепых окон.

И после всего этого она позорно заснула!

Часы на приборной панели показывали двадцать минут четвертого. Тот самый глухой час, который застыл на циферблате башенных часов.

Анфиса, напряженная и настороженная, вслушивалась в шипение передатчика. Катя поняла: пока она спала, Анфиса не сомкнула глаз, вперяясь во тьму, словно часовой.

Рация шипела…

Голос Первоцветова прошептал:

– Фонарь уличный погас.

Полковник Гущин, осоловелый от долгого бдения, наклонился над рулем, стараясь уловить…

– Дверь входная. Я что-то слышу.

Шипение передатчика… белый шум…

Что-то щелкнуло.

Испуганный шепот Маргариты:

– Света нет.

Грохот!

Полковник Гущин включил зажигание и с места рванул внедорожник. Визжа тормозами, они обогнули Дом у реки и вырулили на проселочную дорогу.

Тьма, тьма…

Огни фар…

Они мчались с бешеной скоростью.

Грохот… там что-то упало… Хриплое дыхание… Удар…

Катя знала, что это: звуки битвы в доме, где внезапно погас свет!

Гущин еще прибавил газу, они выскочили на перекресток, где проселочная дорога пересекалась с новой бетонкой, ведущей к свиноферме.

И вдруг…

– Федор Матвеевич! Тормозите! – закричала Анфиса.

Перекресток загородил большой грузовик с деревянными бортами, полный клеток со свиньями. Вплотную позади него с бетонки на дорогу выруливала груженая фура.

В свете фар свиньи в клетках походили на каких-то фантастических существ из иного мира. Они оглушительно визжали от страха, который переполнял их свиные сердца.

Картина была столь сюрреалистична, что казалась почти нереальной.

Они едва не врезались в грузовик на полной скорости. Гущин в самую последнюю минуту крутанул руль влево, и они сорвались с дороги в кювет, в канаву и сразу же застряли там.

Гущин выскочил из машины, бросился к грузовику. Визг свиней оглушал, но Гущин орал так громко, что его услышали все.

Он рванул дверь кабины грузовика, выволок за одежду водителя, крича ему в лицо:

– Почему ночью?! Почему здесь?!

– Мы это… мы свиней везем… с фермы…

Водитель-работяга испуганно моргал. От грузовика несло свиным дерьмом.

– Почему ночью?! Кто приказал?

– Хозяин.

– Судья?!

– Позвонил и приказал везти. Сказал, в открытом грузовике днем нельзя, людей это пугает. Жалобы сыпятся! Он сказал – везите сейчас, ночью. Бойня же круглосуточная. Бойня не спит…

Бойня не спит…

– Поворачивай в сторону! Дай нам проехать!

– Да не могу я, там все развезло от дождей! Грязи по колено! Я свиней угроблю!

Гущин бросил водилу у грузовика, побежал назад. Он плюхнулся за руль. Внедорожник засипел, буксуя в грязи, выбираясь на целину, стараясь объехать перегородившие перекресток грузовик и фуру.

– Судья! Репликантов… Ну, вот и встретились. Он же здесь все дороги знает. Он профи, в курсе, где можно засаду расположить. И знает, где заслон нам поставить. О, черт! – Гущин давил на газ. – Он же все просчитал заранее! И меня он просчитал, сукин сын!

Внедорожник медленно полз, утопая в глине, огибая перекресток.

Катя боялась думать, что может случиться, если они опоздают.

Там, в доме без света, капитану Первоцветову достался хитрый и страшный противник.

Судья…

Репликантов…

Он же все время был в поле их зрения.

Тот, который притворялся умирающим…

Тот, который рассматривал чертежи башенных часов и врал, врал…

– Света нет, – Маргарита просипела это из тьмы, щелкая выключателем настольной лампы.

Света не было и снаружи. Уличный фонарь, освещавший забор и палисадник, погас.

Этот звук…

Тихий…

Первоцветов услышал, как что-то хрустнуло во входной двери. Эта дверь была хлипкой и старой. И многие в городе знали, что пьяница Марго, налакавшись водки, вообще ее не запирает…

Там даже не было внутреннего засова, просто замок-защелка.

И вот его кто-то легко открыл снаружи при помощи или спицы, или отмычки.

В темноте, на фоне окна террасы, возникла высокая фигура.

Маргарита Добролюбова тоже увидела ее. И заполошно, испуганно закричала от страха, снова позабыв все их прежние инструкции и уговоры.

– Назад, в комнату! – крикнул ей Первоцветов, уже более не скрываясь и бросаясь к противнику, намереваясь сбить его с ног и…

Он напоролся на лезвие ножа, которое полоснуло его по туловищу. Нож вспорол бы ему живот от грудины до паха, его спасло лишь то, что он в самый последний момент, ощутив острие, повернулся, отпрянул.