По счастью, у нее имелась тетка, которую Верити обожала до такой степени, что стоило той чихнуть, как моя жена срывалась с места и ехала ее проведать. Я человек не мелочный, однако же, должен заметать, что любящая племянница, выходя замуж, не получила от тетки в подарок даже грошовой ложки. Я заподозрил было, что эта старая скряга обещала Верити щедрое наследство, однако после проведенного мою расследования выяснилось, что старая леди живет весьма скромно на небольшою ренту и никакими сокровищами не обладает. Я благословлял старушку и ее слабое здоровье: они стали причиной многих счастливых деньков, которые я встречал с такой радостью, как школьник каникулы; к примеру, после свадьбы жена подарила мне три недели свободы, которые я использовал самым лучшим образом: съездил в Лион, чтобы забрать оттуда заболевшего Холмса, изнурившего себя очередным расследованием, доставил его в Лондон, еде живого от нервного и физического истощения – уверен, что за два месяца он вряд ли более пяти раз как следует поел, а потом напросился в гости вместе с ним к полковнику Уэйтеру, моему бывшему афганскому пациенту, который снял дом в Суррее. Это была восхитительная неделя, и даже то, что Холмс и здесь нашел преступление по своему вкусу, не испортило эти дни.
ГЛАВА 4 Я совершаю убийство
Естественно предположить, что подобное положение вещай не могло меня устраивать, однако же Верити не оставляла мне иного выхода, кроме как терпеть и смиряться. В мечтах я лелеял жутчайшие способы казни, которым предавал Верити; можете поверить, многие из этих способов сделали бы честь фантазии любого из писак, сочиняющего бульварные романы, настолько они были изощренны и кровожадны. Однако что толку было предаваться мечтам? Верити прочно держала меня на крючке.
Так я промучился год, лишь изредка благословляя тетку, болезненность которой доставляла мне такую приятную и – увы! – такую быстротечную возможность снова пожить на Бейкер-стрит, ощущая себя холостяком, не обремененным ни женой, ни домом, ни практикой.
Кстати о практике. В одном из своих рассказов, относящихся к тому периоду моей жизни, я писал, что купил практику задешево, воспользовавшись тем, что преклонные года и слабое здоровье моего предшественника свели ее почти на нет; на самом же деле хитрый старикашка отнюдь не был слабоумным и не желал уступить ни единого шиллинга; в конце концов пришлось согласиться на его цену, поставив все-таки условием - плачу я ему одну сумму, а звучать везде будет другая, в несколько раз меньшая. Почтенный старикан и сам был женат, обладал многочисленной родней и понял меня с полуслова. Он хитро и, надо признать, довольно мерзко подмигивал мне, когда мы ударили по рукам, и сделка наконец была заключена. И, слава Богу, мне не пришлось объяснять ни Холмсу, ни Верити, откуда у меня деньги на то, чтобы сделать эту покупку.
Доходы с практики были невелики, Верити, как я уже упоминал, оказалась хозяйкой довольно бестолковой, денег постоянно не хватало, но я был тверд и не трогал поступлений со стороны – от полковника М. – даже когда Верити, размахивая своей трубкой, начинала укорять меня нашей нищетой. Оберегая глаза от мечущегося в воздухе чубука, я укрывался в кабинете и, если у меня не было в тот момент пациентов, просто писал рассказы. К моей литературной деятельности Верити относилась терпимо, потому что это начинало приносить вполне материальные плоды. К слову сказать, писать мне вообще-то хотелось о чем угодно, только не о Холмсе, тем более что и "Этюд в багровых тонах" прошел как-то незамеченным публикой, однако, когда я запирался в кабинете, прячась от летающего чубука и высокого, чтобы не сказать визгливого, голоса своей супруги, все замыслы неуловимо выскальзывали из головы и единственное, на что я был способен – это скучно и без всякой фантазии пересказывать то, чему был свидетелем, когда проживал на Бейкер-стрит с моим незаурядный другом. Даже странно, что эти рассказы стали пользоваться таким успехом у читающей публики.
Холмсу, надо заметить, эти мои рассказы не нравились так же как и мне, хотя и по другой причине. Оставаясь равнодушным к литературным достоинствам, он отмечал, что я вновь и вновь концентрирую внимание читателя на второстепенных мелочах, опуская в своем повествовании детали чрезвычайно важные.
Моей же супруге эти рассказы представлялись чем-то неправдоподобным, насквозь вымышленным, и она порой упрекала меня – мол, что я пишу скучные новеллы о среднем классе, вместо того чтобы выдумывать скандальные анекдоты об аристократах. Деньги, однако, которые высылали издатели, она проматывала в одно мгновение.