Часы без пружины

Суровая женщина с крашенными чернилами фиолетовыми волосами равнодушно выстреливала вопросы:

- Год рождения, место рождения?

- Не помню я место рождения, - униженно, как он всегда разговаривал в таких случаях, взмолился Николай Аникеевич. Фронтовой, понимаете, друг, не знаю даже, жив ли. Проездом в Москве, дай, думаю, узнаю, вдруг жив Витька мой... Комбат боевой...

- Ждите, - сухо щелкнули окошком фиолетовые волосы.

Похолодало, шел снежок, прихорашивал грязные сугробы вдоль тротуаров. "Что я делаю, зачем?" - вдруг подумал Николай Аникеевич, и от мысли этой сразу захотелось вернуться в привычный свой мир, может, и не такой, какой выбрал бы он для себя снова, появись у него такая возможность, но и не такой уж плохой. Но попал он на какую-то странную колею, и она, а не он, определяла путь его. Вот и привела эта колея его в Мосгорсправку в поисках сомнительного какого-то Вахрушева сомнительного пятого года рождения. А ведь мог он в это время полежать на диване с полчасика после обеда... Обеда... О, господи, совершенно выскочило из головы, что сын же сегодня придет, Вера предупреждала. Совсем тронулся, старый осел.

- Возьмите, - снова щелкнуло окошко. На листке бумаги значилось три Вахрушева, черт бы их побрал. Улица Руставели, это, кажется, где-то на Дмитровском шоссе, улицы Вучетича и Зорге.

Может, скатать сегодня, скажем, на Зорге, сказал себе Николай Аникеевич, но тут же возразил, что получится совсем нехорошо. Вздохнув, он отправился домой.

В метро он задремал, и в урывистом легком сне шли перед ним аккуратные старички в старомодных котелках, отдавали ему честь, щелкали каблуками и представлялись: Вахрушев, Вахрушев, Вахрушев...

- Деда пришел, - услышал он еще из-за дверей Олечкин визг. Был у нее звериный слух. Ключ он еще не вставил в дверь, а квартиру уже прошили стремительные стежки Олечкиных шажков.

- Как ты, внученька? - нагнулся он, чтобы Оле сподручнее было уцепиться за дедову шею, и выпрямился уже с нею, с легким и теплым вьющимся тельцем на груди.

- А у меня бант новый.

- Оля, дай дедушке раздеться! - скомандовала Рита.

Сын, как всегда тихий, пришибленный, скрутила она его в бараний рог.

- Вера Гавриловна говорит, новые часы принес? - осторожно спросил он, стараясь с самого начала увести разговор в безопасную бухточку.

- Да ничего особенного, сборная солянка. Корпус немецкий, механизм французский, сам не знаю, зачем купил.

- Дорого отдал? - без всякого интереса спросил сын.

- Триста, - зачем-то соврал Николай Аникеевич.

- Антикварные вещи очень дороги, - неодобрительно поджала губы Рита. Будто он, Николай Аникеевич, виноват в этом, и будто ей от этого тепло или холодно.

- Это уж точно, - поддержала разговор Вера, накрывая на стол. - Николай Аникеевич рассказывал, видел на днях малахитовую шкатулку в комиссионке, две триста.

- А лет пятнадцать назад, - усмехнулся Николай Аникеевич, - мне такую же за триста предлагали. Не взял, дорого показалось.

- А мне старые вещи вообще не нравятся, _ с вызовом сказала Рита. - Это все мода такая.

- Ну почему ж, Риточка? - примирительно пожал плечами Юра. - Разве не красивые вещи? - Он кивнул на старинные часы, стоявшие на каждой свободной поверхности в комнате.

- Садитесь, садитесь, - ласково пропела Вера Гавриловна. То ли от плиты, то ли от поднятых волос, но показалась она сейчас Николаю Аникеевичу совсем молоденькой; и испытал он прилив гордости за нее. Молодец, Вера. И она, словно угадав мысли мужа, перехватила его взгляд и улыбнулась быстрой, смущенной и благодарной улыбкой.

- По рюмочке, Рита? - подобострастно спросил Юра. - Как в народе говорится, что-то чешется под мышкой, не послать ли за малышкой... Нет возражений?

"Вот тюфяк, - с досадой отметил Николай Аникеевич. - Ведь непьющий практически парень, а за разрешением на рюмку к жене".

- Будьте здоровы, - сказал Николай Аникеевич, чокнулся с сыном и женой и опрокинул рюмку.

Эх, не такой у него сын, о каком мечтал. И не в том только дело, что сидит он зачем-то в своем министерстве, канцелярско-инженерной крысой стал. И не в том, что не захотел по часовому делу пойти, хотя руки у парня прекрасные. Оси точил - одно загляденье. А в том, что далекий какой-то, пришибленный. Не поделишься ничем, а он и не поинтересуется. Ну попробуй скажи ему про хрустальный колокольчик, про часы, идущие вопреки всем законам механики и здравого смысла. Не скажешь. А откроешь рот, тут же его вобла с узкими губами и заявит: часы без пружины ходить не могут...

Глава 5

Трубы ТЭЦ на улице Зорге извергали в небо многослойные клубы дыма. День был безветренный, и клубы упруго ввинчивались один в другой, медленно расплывались в огромную, с полнеба, кляксу. "Защита окружающей среды, - покачал головой Николай Аникеевич. - А вот и дом. Господи, а что ж мне спросить?" - вдруг запамятовал он.

Дверь открыл пожилой костлявый человек в белой майке и синих тренировочных штанах. Он шумно дышал, высоко поднимая узкую грудь в седых волосах.

- Простите, - поклонился Николай Аникеевич, - мне нужен Вахрушев Виктор Александрович.