Часы

Но бывают в жизни водителя-танкиста и светлые моменты. С началом апреля в Узбекистане буйствует бахор — узбекская весна. Степь, сколько охватит взор, одевается в красный плащ тюльпанов. Рубиновые, с яично-золотистой сердцевиной тюльпаны высокими стеблями наматываются на гусеницы танка. Степь жадно зеленеет и цветет, чтобы успеть вырасти и осыпаться семенами. К концу мая все высохнет и пожухнет. А пока — праздник красок и запахов. Сегодня дневной выезд на тактические учения. Преподаватель — майор — собрал курсантов на разбор занятий там, вдалеке, у первого танка. Герка лежит на теплой броне танка и слушает тишину. Чуть слышно журчит радио, не выключенное курсантами. Машина тоже устала и тихо вздыхает остывающим двигателем. Заходящее солнце залило горизонт золотом и бросает длинные синие тени от холмов на угасающую степь. Герка так и лежал бы, вдыхая запахи травы и отходящей ко сну влажной земли, смешанные с запахами танка — горячего масла и горелой солярки.

Запах сизого солярочного выхлопа на всю оставшуюся жизнь будет сладок Герке, как запах его юности. Пройдут годы, забудутся тяготы, и в памяти останется только светлое, пережитое им за эти годы. Останутся ощущения молодого, зреющего мужского тела, веселое и озорное солдатское братство.

Ох уж это детское озорство здоровых молодых ребят, неудержимое желание напроказить, набедокурить.

Вовка Олейник всякий раз на выезде норовит отстать от колонны. «Волга, Волга, я — Днепр четыре, я — Днепр четыре. У меня небольшая поломка, устраню и догоню вас, прием!» В поле за училищем — брошенный жителями, полуразрушенный кишлак, от домов остались только саманные стены без крыш. Получив добро, Вовка сворачивает к кишлаку. Пушка разворачивается назад, люк задраен. Вовкин танк, разогнавшись, ударяет в саманную стену и прошивает ее насквозь, разбрасывая обломки стен, поднимая пыль. Поразвлекшись вдоволь, Вовка очищает танк от саманных осколков и догоняет колонну. «Волга, я Днепр четыре, поломку устранил, следую за вами».

Иван Шкатуло, отбившись от общей колонны, подъезжает к дому на краю узбекского кишлака, разворачивает башню и наводит пушку на дом. Перепуганные узбеки выносят лепешки, виноград, дыни, Шкатуло милостиво принимает выкуп, а потом, после возвращения в училище, в танковом боксе идет пир с друзьями.

У Герки любимое развлечение — прокатить с ветерком курсантов после возвращения с учений. Он по внутренней связи предупреждает: «Товарищи курсанты, прошу занять места в башне, держаться за поручни и задраить люк». Но курсантам это не пристало — выполнять команды какого-то солдата. Высунувшись по пояс из башни, с героическим видом вглядываться вперед — это настоящая поза офицера! Герка разгоняет танк. Третья, четвертая, пятая скорость. Послушный Геркиной воле, танк набирает скорость по бездорожью, с ревом перепрыгивая через окопы, взлетая на пригорках. А Герка, упершись шлемофоном в броню, давит до полика педаль, выжимая из танка все, на что он способен. В один из таких прыжков героический курсант вылетает из башни, приземляясь на трансмиссии, хватаясь за что попало. Герка останавливает танк, вылезает из люка, с ухмылкой наблюдая, как курсант, потирая ушибы и матерясь сквозь зубы, влезает в люк. «А ведь я вас предупреждал!» И потом, после возвращения домой, смачно рассказать товарищам, как он усмирил этих курсантишек. Смирно, как мышки, сидели в башне всё оставшееся время!

В конце лета, когда поспевает виноград, организуются набеги на соседний виноградник. После отбоя, когда казарма утихнет, очередные по жребию двое добытчиков отправляются на промысел. Вылезают через открытое окно, и пешком два километра до колхозного виноградника. Майки снимаются, гимнастерки — на голое тело. Лазутчики залегли у края в ожидании, когда проедет сторож. Узбек проезжает поле вокруг на лошади и громко кричит. Как только он проедет — бросок вперед, в самые кусты. Если майку завязать сверху, где лямки, получается растягивающийся мешок, вмещающий до двадцати килограммов кистей. Работают быстро, набивают майки виноградом. Но вот узбек едет на следующий круг, и нужно прижаться к земле, не шевелиться. В темноте ему сверху не видно, а лошадь не наступит на лежащего человека. Но когда сторож едет прямо на тебя и кричит — нервы на пределе. Журавлев из второго взвода не выдержал, бросился бежать. И получил заряд соли в заднее место, а потом еще десять суток гауптвахты. Узбек проехал, и с набитыми майками они возвращаются в казарму. Их уже ждут, рота не спит, и пир идет горой.