Часть той силы

Он вскочил на ноги и побежал к часам. Брызгун двигался в слепую, потому что опущенные передние щупальца мешали ему видеть. Он наткнулся на стену, яростно ударил в нее, разворотил кирпичную перегородку, развернулся в другую сторону, и только потом направился к человеку. Ложкин крутил колесо, расположенное сбоку от часов на высоте примерно двух метров. Колесо было размером с арбуз и двигалось очень тяжело. Стрелки уже дошли до цифры 23 часа, когда брызгун ударил одним из длинных пальцев, и Ложкин кубарем отлетел в сторону. Он сгруппировался и присел на корточки. Сейчас чудовище стояло так, что Ложкин никак не мог дотянуться до часов и повернуть колесо на последний оборот. Брызгун знал, где спрятана его смерть.

Брызгун опирался на все свои мелкие боковые лапы, постепенно расправляя пальцы, поднимая их к потолку ангара. Похоже, что это давалось ему не без труда. Три пары выпуклых глаз равнодушно, безо всякого выражения, смотрели на обреченную жертву. Он был огромен и страшен, он был похож на лавину, несущуюся на тебя со склона горы, лавину, которую ты сумел остановить своим последним взглядом, остановить в пространстве в последнее мгновение ее последнего прыжка. Прыжка, после которого уже ничего не будет.

Ложкин оторвал пуговицу на воротнике и выхватил из кобуры пневматический пистолет. Эта игрушка имела довольно смешную убойную силу: она позволяла подстрелить воробья на расстоянии восьми метров. На расстоянии же десяти метров воробей просто умирал со смеху, глядя на вас. К тому же, пистолет нужно было заново заряжать после каждого выстрела. Брызгун замер, оценивая ситуацию, и Ложкин понял, что чудовище знало, как выглядит оружие.

Он прицелился и сделал свой единственный выстрел. Глаз чудовища брызнул во все стороны, как переспелый помидор, упавший с балкона; брызгун сразу же повалился на спину, дергая всеми лапами; Ложкин бросил пистолет и прыгнул к колесу.

Как только он сделал последний оборот, и стрелки часов показали полночь, брызгун замер, его лапы и щупальца бессильно повисли. Длинное тело расслабилось, развернулось и легло на всю длину, едва не раздавив Ложкина. Из дыры на заднем конце продолжала вытекать темная жидкость. Все-таки, это был всего лишь робот: существо, которое можно выключить, если только ты знаешь, как это сделать. В полночь и при свете молнии. Итак, сейчас стрелки часов показывали полночь, а телеграмма-молния была в кармане. Оставалось только поджечь ее и выкрутить какой-то там клапан какого-то патрубка. Вот, оказывается, как разрешалась эта загадка.

Дело было за последней мелочью: за зажигалкой или спичками. Спички нашлись здесь же, во встроенном шкафчике рядом с часами. Это была большая коробка, а каждая из спичек была длиной в палец. Больше всего Ложкин боялся, что спички отсырели или испортились за много лет. Но этого не случилось.

Он проделал все то, о чем говорилось в телеграмме, и тело брызгуна стало опадать, уменьшаться, словно из него выпускали воздух. Через несколько минут осталась только оболочка. Телеграмма-молния догорела, часы ударили двадцать четыре раза, и эхо повторило их звон. Брызгун был уничтожен, – в полночь и при свете молнии.

Сразу же после этого Ложкин почувствовал облегчение и вначале даже не понял, что случилось. Затем осознал, что спора перестала болеть. За прошедшие дни он настолько привык к этой боли, что замечал ее лишь тогда, когда она становилась сильнее. Итак, этой проклятой споры больше не было. Но Ложкин пока не знал, что в его спине засели еще четыре.

78. Еще четыре…

Еще четыре новых споры застряли в его спине; однако, они пока не болели и доставляли лишь самое минимальное неудобство. Когда Ложкин шевелил плечами, он ощущал странное натяжение кожи в области позвоночника. Это его не очень-то волновало. Максимум, что он мог предположить, – это еще одна царапина, которая вскоре заживет.

Скорее всего, эти роботы нуждались в обслуживании и ремонте, именно для этих целей и служил ангар, – думал Ложкин, шагая по тропке, едва-едва намеченной среди низкой травы. – Иногда их нужно было выключить и заменить чем-то другим. У любого робота должна быть такая кнопка. Но почему они отключаются таким странным способом?

Он не особенно задумывался о том, куда идет. Он шел вперед и напевал песенку из дальнего бездумного детства, об улыбке, которая давным-давно почему-то была флагом какого-то условного корабля. Главную опасность он нейтрализовал, а беспокоиться об остальном просто не было сил. Впрочем, и не хотелось.

Подойдя к водовороту, он увидел свой рюкзак, поднял его, без сожаления выбросил все ненужное, и прибор, вызывающий молнию, в том числе. Открыл последнюю пачку печенья и вдруг рассмеялся.