С противоположной стороны так никто и не объявился. Якову Карловичу показалось даже, будто никакой границы на самом-то деле и нет вовсе, и всё придумано хитрыми чиновниками из совнаркома. Но, не знали ещё; финская сторона, как и Российская, что уже в конце мая, когда вскоре начавшаяся в Финляндии гражданская война, не без помощи немецких войск, пришедших на помощь получившей независимость страны, будет проиграна, красные финны побегут обратно в Россию, в надежде спастись от расстрела.
Прошёл мост, но, никакой заграницы не почувствовав, с облегчением вздохнул. Теперь требовалось двигаться дальше до Выборга. Но, как – это уже был другой вопрос. Оставалась надежда на то, что от Белоострова всё же ходит хоть какой-то поезд.
Только сейчас понял; эти двое с винтовками были новоиспечённые таможенники, и никакой речи о пограничниках с русской стороны ещё не могло быть.
Шёл быстро, не оглядываясь. Снег сильно скрипел под ногами. Тонкая подошва не приспособленных к долгим зимним переходам ботинок, промёрзла насквозь. Но, вдруг замедлил шаг. Даже остановился. Уже на краю моста.
Обернулся.
Позади была Россия.
Навсегда оставлял её? И была ли в нём злость к этой стране?
Ещё месяц назад принадлежавшие России территории сбивали его с толку. Подсознательно до сих пор считал их русскими. Но, увы – эта, пока импровизированная граница наводила на мысли, что не сегодня – завтра превратится в настоящую, навсегда лишив его возможности вернуться назад.
Но, надо ли это ему?
Хоть и старался не курить на морозе, машинально потянулся за портсигаром, но, передумав, резко махнув рукой. Пошёл дальше.
Темп, с которым начинал свой бег двадцатый век нарастал постепенно. До 4-го года, Русско-японской войны маятник истории раскачивался медленно, затем начал ускорятся и уже в 14-ом его мах резко увеличился. В 17-ом же казалось – его не остановить. Но сейчас, в начале 18-го события пролетали со скоростью курьерского поезда, не оставляя ни секунды на осмысление.
Пронзила догадка – навсегда выпал из поезда.
Глава XXIII. Отпускаю тебя.
«Милый Яков, вот уже почти пять лет, как я жду твоего возвращения. Все мои подруги давно замужем, родили двое, а то и трое детей. Одна я томлюсь ожиданием из дальних краёв своего любимого. Не ужель не мила твоему сердцу, что брошена и забыта. Письма от тебя стали редки, не несут в себе радости. Вижу, нет больше места в твоём сердце для меня.
А, коли так, имею в себе силы просить о свободе.
Не могу больше ждать, так, как молодость уходит и тело становится менее гибким, а посему боюсь потерять последние годы, когда ещё сватаются ко мне местные парни.
Дай мне волю, раз не нужна боле. Если же есть в тебе ещё частичка меня, приезжай и возьми в жёны. Ибо создана для того, чтоб родить детей своему господину.
Жду ответа, хоть и заранее знаю каков он будет.
Пока ещё твоя Агнезэ».
Когда только взял в руки письмо, не читая, уже чувствовал – не простое оно. Давно уже в тягость было ему писать письма на Родину. Не только отцу и матери, но и Агнезэ. Последний раз написал ей пару строк в письме родителям.
Жил так, как считал нужным. Хоть и носил на пальце кольцо, что было надето при помолвке, не верил в его силу. А не снимал скорее по привычке. Защищало от ненужного сейчас брака. Не требовался ему, так, как чувствовал свою самодостаточность. Отплавав сначала простым матросом, теперь ходил помощником капитана на небольшом боевом корабле, с дюжиной пушек на борту. Гордился этим, знал – быть ему капитаном военного фрегата. А, то, может и большее преподнесёт ему судьба.
Теперь нисколько не тянуло на Родину. Более того, устраивала походная жизнь, не позволявшая осесть надолго на суше. Хоть имел свой дом неподалёку от царского в строящейся северной резиденции Петра, что всё чаще называл Петербургом, не находил в нём покоя. Всегда тянуло в плавание. Словно в юности с отцом расставляя сети получал удовольствие от военных походов в Шведские земли. Будто крупную рыбу ловил – ввязывался в бой с неприятелем, не дававшим осваивать Петру спорные территории.
Читая, присел за низкий столик в тесной каюте у слепого оконца, ловя последние лучи вечернего северного солнца.
Отдалённо, словно из далёкого прошлого всплывали в его голове картины юности. Высокий берег. Рыбацкая деревня. Редкие сосны на самом краю утёса. Худенькая фигурка Агнезэ. Стоит одиноко на краю. Смотрит в море.
Нет, не там он сейчас.
Не туда устремлён её взгляд. Правее. Гораздо правее следует ей смотреть. Совсем юная. Неужели не изменилась? Или это всего лишь воспоминание.
Нет. Не сможет дать ей ответа.