Чашка какао и тёплый плед. Сборник рассказов и повестей

Уоррен отвел глаза, и оказалось, что отвести их особо некуда. Везде торчали люди, на которых пялиться было неприлично. Вечер пятницы, сюда съехался весь город.

Он опустил взгляд к коробке конфет, больше он ничего не взял.

Родители Лаванды ждали его сегодня к ужину. Миссис Сэлмон готовила свою знаменитую фаршированную рыбу в томате, а мистер Сэлмон, как всегда, отвечал за развлечения. Наверняка подготовил не одну историю о том, что произошло в их конторе за то время, что Уоррен не был у них.

Алкоголь в их семье особо не приветствовался, поэтому Уоррен не настаивал. Тем более какой резон был пробавляться вином из супермаркета, когда миссис Сэлмон готовила изумительный лимонад?

Конфеты тоже были хороши, шоколадные, с жидкой карамельной начинкой. Как раз к горькому натуральному кофе после трапезы.

Их познакомили с Лавандой, когда ему было… двенадцать? Может быть, даже одиннадцать лет. У нее были замечательные длинные волосы, которые ей заплетали в косы, и он рассматривал их со своей скамьи.

Они ходили вместе в методистскую церковь.

Лаванда и ее семья сидели через ряд, всегда приходили вместе и всегда держались за руки. Уоррену это безумно нравилось, потому что его родители иногда ссорились и почти не дотрагивались друг до друга на людях. Отец считал это неприличным, а у отца был большой авторитет.

Уоррен воспитывался в религиозной патриархальной семье, поэтому сомнению его никогда не подвергал. Но все равно семья Лаванды была настолько лучезарна и радушна, что понравилась и семье Уоррена тоже.

Когда они с Лавандой решили пожениться через много лет после, отец открыл бутылку виски, которую хранил до особого случая.

А Лаванда хорошела год от года. Уоррен представлял ее своей женой, и каждый раз сердце заходилось от удовольствия.

У Лаванды были все те же длинные светлые волосы, которые он гладил, когда решался поцеловать ее, все те же яркие глаза, и только тело ее менялось, рождая в нем недостойные мысли.

Количество покупок женщины, стоящей первой на кассе, поражало. Казалось, она сгребла все, что было на прилавках, потому что на ленте высилась целая гора. И это не считая того, что еще находилось в ее тележке и тележке мужчины за ней.

Уоррен вздохнул и вновь наткнулся взглядом на непристойные этикетки.

Его они раздражали, глубоко и остро. Они заставляли его чувствовать себя грязным

Когда Уоррен вспоминал, как чиста и прекрасна была Лаванда, внутри, помимо чувства восхищения, начинал ворочаться беспокойный склизкий ком, который хотелось выбросить оттуда немедленно.

Лаванда целомудренно хранила себя до брака, а вот он…

Уоррен нахмурился. Кровь прилила к лицу; он обмахнулся коробкой, чтобы хоть как-то согнать жар.

Это было последнее лето, что он ездил в лагерь, и тогда казалось, что уходит целая эпоха. Уоррен был разочарован жизнью, как и любой подросток; он заранее ностальгировал по времени, которое не вернуть, и был сведен с ума гормонами, заставлявшими реагировать на каждый оголившийся фрагмент кожи.

А ее звали Мэйси. Она тоже переживала и тоже не хотела терять ускользающее из пальцев детство.

Они потеряли его вместе, на узком старом матраце двухэтажной кровати в ее домике, пока остальные были на обеде.