Чашечка кофе. Рассказы о приходе и о себе

Мои негромкие возгласы совершенно терялись на фоне его могучего баритона, заполняющего собой все внутреннее пространство храма. Еще, нередко путаясь в партиях, мой помощник брал на себя и многое из того, что положено пропевать священнику.

Какие-то места из текста отпевания артист явно не помнил, но вместо того, чтобы замолчать, он просто переходил на звукосочетания гласных букв: оооо-аааа-уууу. И выходило, что в ответ на мои возгласы публика получала потрясающей силы вой, в котором тонули все мои жалкие попытки перекричать солиста.

На мои предупреждающие жесты человек не реагировал, продолжая наслаждаться эффектом звучания собственного голоса под каменными сводами храма.

Второй раз в своей жизни я, невольно соревнуясь с профессионалами, оказался в таком беспомощном состоянии. Однажды в городе Краснодаре я, молодой офицер-двухгодичник, во время пробежки по стадиону угодил на тренировку профессиональных бегунов-легкоатлетов. Те, вместо того чтобы попросить меня избавить их от моего присутствия, смиренно носились рядом со мной по свободным дорожкам. А я, стыдясь самого себя, продолжал наматывать круги по стадиону.

Все это время за тренировкой наблюдал чей-то огромный немецкий дог. Он молча лежал рядом с беговыми дорожками, но всякий раз при моем приближении поднимался, словно он был моим тренером, и начинал подгонять меня басовитым лаем:

«Ускоряйся! Ускоряйся! Что ты плетешься, как черепаха!»

Вот и тогда во время отпевания в храме мне казалось, что все присутствующие цыгане только и делают, что укоряют про себя безголосого батюшку, который что-то там шепчет себе под нос. С таким-то помощником можно и самому постараться.

Оказалось, что нет. Только закончилось отпевание, как народ принялся бурно благодарить нас за доставленное удовольствие. А один цыганский дедушка, тот и вовсе, потребовав продолжения, полез в карман за деньгами, собираясь заказать еще одно отпевание, только уже «на бис».

Видимо, в своей среде этот дедушка был человеком особо уважаемым. С его мнением считались все остальные члены семьи. И еле мы все вместе уговорили его этого не делать.

Рай и ад

Надежда, моя соседка, выйдя на пенсию, устроилась работать в общественную баню. Но не в такую баню, куда мы раньше ходили с целью помыться и в парилке попариться, а в современную, оснащенную по последнему слову достижениями высокого банного искусства.

Понятно, такое заведение изначально задумывалось не с целью банальной помывки – помыться можно и дома, – а с целью отдохнуть, пообщаться и приятно провести время. Специально ради этого во дворе перед баней соорудили стационарный мангал, а внутри помещения устроили буфет с широким ассортиментом спиртных напитков. Кстати, при желании спиртное можно приносить с собой.

Встречаясь со мной, Надежда здоровалась и, вздыхая, порой добавляла:

– Батюшка, вот что я тебе скажу. Не мне, тебе в этой бане надо работать. Банщик – вот человек, к которому за советом или поговорить, а порой и просто, чтобы их хоть кто-нибудь выслушал, обращается множество разнообразных, подвыпивших душ.

Мужики, те просто напиваются, а женщины, те нет. Женщины – народ сложно организованный. Ей мало выпитого шампанского. Напоется, напляшется, а потом ей еще и поговорить, и поплакаться нужно. Душа переполнена чаще всего чем-нибудь нехорошим, воспоминаниями, обидами разными. Ей бы излиться, как это бывает незнакомому попутчику в вагоне поезда дальнего следования. Да только где взять такого человека, способного выслушать? Нет такого попутчика, зато есть банщик. Вот они меня и донимают.

Я говорю: ну чего ты ко мне идешь? Вишь ты, нашла она себе дежурные уши. Мне этого не надо, мне за это не платят. Ты к батюшке в церковь иди, на него и вываливай. Кстати, у меня сосед в церкви работает, давай познакомлю. Не, говорит, к попам не пойду, я им не верю. А потом, к попу трезвым надо идти, а на трезвую голову какой разговор?

Но я-то знаю, Надежда, та только на словах такая резкая, а как кто заплачет у нее на плече, так и выслушает, и по головке погладит. Так что понимает она меня, своего соседа, и мой нелегкий поповский труд. Потому и сочувствует:

– Двое мы здесь с тобой души лечим. Только у тебя, батюшка, свой приход, а у меня свой.

Однажды в какой-то из дней Рождественского поста ставлю автомобиль на стоянку, как раз через дорогу напротив бани. Нужно сказать, что стоянка относительно бани расположена на возвышенности, потому мне со своего места видно все, что происходит рядом с баней.

Я вышел из машины, достал телефон и собираюсь позвонить. В это время дверь в баню распахивается, и в то же мгновение, хохоча и приплясывая, из нее на улицу разом вываливаются три девицы.

Еще лет тридцать назад их отнесли бы к женщинам бальзаковского возраста, по сегодняшней классификации – все они молодежь до сорока. Пьяные и потому веселые, едва сохраняя равновесие, они забавно выплясывают что-то наподобие джиги.

На головах у всех троих поверх обтягивающих лыжных шапочек красуются ободки с красного цвета рогами из мягкого материала.