Чаша огня

Наверное, догадавшись о моих мыслях, Юли тоже преобразилась. Глаза ее углубились, улыбка стала дразнящей и влекущей. Словно нарочно, она согнула одну ногу в колене, упершись пальцами в песок, и, наклонившись вперед, принялась разглаживать волосы. Высокие груди ее призывно вздрагивали при каждом движении.

Чтобы хоть как-то справиться с волнением, охватившим меня, я нарочито театрально и громко произнес:

— «И пришла к Экачакру весть о том, что царь панчалов собирается выдать замуж свою дочь Драупади, именуемую так же Кришна — „черная“ — за смуглый цвет кожи. По всему свету летела молва о неземной красоте южной царевны панчалов»… Не о тебе ли это сказано?

Юли смущенно потупилась. Посмотрела на меня из-под полу прикрытых ресниц.

— Глупости, Максим! В «Махабхарате» нет ни слова обо мне, ведь я не царица панчалов… Иди же сюда!

Взгляд ее стал еще более глубоким и загадочным. Мне стоило большого труда ответить ей лениво-спокойным голосом:

— Не хочется.

— Какой ты, в самом деле!

Юли состроила обиженную гримасу и вдруг резко ударила ногой по воде так, что фонтан холодных брызг окатил меня с головы до ног.

— Бр-р-р!

Я по-собачьи встряхнулся всем телом, сопровождаемый ее звонким смехом. Она снова ударила ногой по воде, но я был готов к этому, и успел откатиться в сторону.

— Ах, так! — подбоченилась Юли, сверкая глазами. — Ну, держись!

Одним стремительным прыжком она подскочила ко мне, и, словно гибкая кошка, накрыла меня своим горячим телом. Упершись кулачками мне в грудь, прогнулась назад, откидывая с лица волосы.

— Ну, что? Сдаешься?!

— Сдаюсь!

Я сложил руки в шутливом жесте, прося пощады, и тут же сбросил ее с себя. Подхватил на руки, прижимая к своей груди. Ее лицо оказалось совсем близко от моего лица. Прядь мокрых волос упала ей на лоб. Я осторожно убрал ее, заглядывая в ее удивительные глаза. Юли все еще улыбалась, но зрачки ее медленно и неуклонно расширялись, на щеках проступил румянец волнения. Бесконечно долго мы смотрели в глаза друг другу. Я понимал, что проваливаюсь, безоглядно проваливаюсь в эту бездонную сияющую глубину. Даже голова закружилась. Что же это со мной?..

— Максим!.. Боже мой, Максим!.. Как же я люблю тебя!.. Люблю… Родной мой!..

Тихие взволнованные слова слетали с ее губ, и тепло ее шепота щекотало мою щеку. Сердце радостно замирало в груди. Я коснулся губами ее гладкого, мокрого от воды, плеча, чувствуя неодолимое желание раствориться в ее теле всем своим существом.

— Радость моя!.. Любовь моя!.. Ласточка… Нежная моя… Ласковая…

На мгновение я заглянул в ее затуманенные глаза и осторожно поцеловал ее, заглушая трепетные слова, слетавшие с ее губ. Этот поцелуй показался мне самым прекрасным, о чем только можно было сейчас мечтать. Свежесть весеннего утра, дурманящий аромат цветов, ночные грезы — все смешалось в этом поцелуе, наполняясь новым смыслом, новыми ощущениями. Я обнял Юли за плечи, сильнее прижимая ее к своей груди. Она едва слышно застонала. Казалось, больше ничего не существовало вокруг, и даже время остановило свой бег, замерло, боясь помешать нам. Неуверенными, словно в забытьи, пальцами она перебирала мои волосы, все больше склоняя голову на бок и прижимаясь ко мне.

Вдруг в тишину ворвался какой-то чужой звук. Нет, это был уже не шелест волн о прибрежный песок. Звук был тоньше и протяжнее. Юли медленно открыла глаза, неохотно отрываясь от моих губ. Повернув голову, она бросила лениво-томный взгляд в ту сторону, откуда доносился шум. Я тоже посмотрел в ту сторону, чувствуя легкую досаду.

У горизонта, разрезая кромку воды и победно возвышаясь над пенными волнами, мчался одинокий блинд. Два или три человека сидели в нем. Было плохо видно, но, похоже, катер направлялся в нашу сторону, именно к этой части берега. Юли села на песок, обхватив руками колени. Посмотрела на меня. В глазах у нее застыло огорчение. Я снова посмотрел в сторону приближающейся лодки. Блинд, дойдя примерно до середины озера, неожиданно резко развернулся, поворачивая на восток. Мы с Юли вздохнули с облегчением, но прежняя идиллия была уже нарушена.

На востоке, в зарослях тростника, взлетали сотни всполошенных птиц, оглашая окрестности громкими криками. Они держались очень низко над водой, устремляясь на юг. Я с грустью следил за их полетом. Юли легла рядом на песок. Тихо позвала:

— Максим!

Я обернулся к ней. Некоторое время она, молча, гладила мою руку, следя за своими движениями. Потом подняла ко мне лицо, с надеждой спросила:

— Ведь мы всегда будем вместе, правда? Всегда, до самого конца?

Я бережно взял ее руку и по очереди поцеловал теплые пальцы.

— Всегда!

Глава шестая П отускневшая тушь