Чаша императора

Всё чаще и чаще попадались на пути виселицы. На обнажённой груди казнённых был выжжен зловещий знак: крест в обрамлении ветви и меча — так святая инквизиция метила главных своих врагов — еретиков. Будто ужасный, зловонный частокол, виселицы сопровождали караван до самой Сории. Караван ехал по пустынным улицам города, который словно вымер — ни одного прохожего, ни единого торговца или нищего, лишь торопливо, опустив глаза и стараясь не привлекать внимания, скользнул мимо старик с вязанкой хвороста.

На единственной среди равнины скале в окрестностях города была сооружена мощная крепость, многочисленные башни которой вкупе с крепостной стеной образовывали овал, придавая ей с высоты птичьего полёта вид огромного судна. Высокие стены, четырёхугольные башни, дающие защитникам круговой обзор, делали крепость неприступной, а облик её грозным.

Караван, выйдя из города и неторопливо проехав по равнине, остановился у подножия скалы.

Отделившиеся от него пять мулов с седоками продолжили подъём к крепости по выбитой в камне дороге и уже через четверть часа оказались у приотворённых ворот, что позволило им без помех въехать в круглый, мощёный камнем двор с каменными же постройками, объединёнными множеством лестниц и переходов. Ворота немедленно были заперты за спиной приезжих.

Вооружённые воины в доспехах, не говоря ни слова, знаком предложили следовать за собой спешившимся путешественникам, которые здесь разделились: четверо направились к ближайшему зданию, а Аквавива, последовав за своим провожатым, добрался до западной части замка и через облицованный мрамором тоннель вошёл в огромный зал, украшенный большим количеством скульптур, имеющих явно римское происхождение.

Римский же стиль преобладал и в убранстве помещения. Прежде иного обращало на себя внимание стоящее у противоположной входу стены высокое кресло с причудливо изогнутыми позолоченными ножками и обитыми красным бархатом сиденьем и подлокотниками. Было что-то в этой вызывающей роскоши такое, что именовать его хотелось скорее троном. По бокам стояли, словно стражи, две статуи обнажённых мужчин.

В центре зала притягивало взгляд необычное сооружение: четыре плиты белого мрамора длиною в человеческий рост образовывали форму креста с приподнятыми внешними концами, смыкаясь в центре, где музыкально журчала вода в маленьком фонтанчике, имеющем форму правильного восьмиугольника, который украшала скульптура девушки с приподнятыми ладонями — именно из них и били струйки воды. Сооружение напоминало цветок, где фонтан являлся источником благоухания, сердцевиной, а плиты, в изголовье каждой из которых было углубление в виде чаши — лепестками.

Ещё около десятка фонтанов гораздо больших размеров размещались в зале, создавая ощущение почти восточного или патрицианского великолепия. Вокруг одних были разбросаны пёстрые подушки, зовущие прилечь, наслаждаясь журчанием водяных струй, другие окружали пышные цветники, удивляющие богатством форм и расцветок. И ни одного солнечного луча не проникало под своды поражающего воображение чертога, ибо окна не были предусмотрены его создателями. Зал освещался факелами на стенах и вычурными светильниками, спускающихся с потолка на бронзовых цепях.

Прогуливающиеся меж фонтанов юноши и девушки, облачённые в полупрозрачные туники и мягкие кожаные сандалии, негромко, вполголоса переговаривались, создавая, на первый взгляд, атмосферу умиротворяющего спокойствия и непринуждённости, но более пристальный взгляд отметил бы, что на лицах застыло едва уловимое беспокойство, жесты были нервны и несколько суетливы, будто всеми ими ожидалось пришествие чего-то или кого-то опасного или пугающего.

Появление Аквавивы осталось почти незамеченным — несколько равнодушных взглядов, и не более.

Аквавива выбрал место возле фонтана, присев на окружавшую его кольцом мраморную скамью.

Лёгкая водяная пыльца опускалась бриллиантовыми брызгами на цветы и освежающей завесой висела над струями фонтана.

Наконец, кажется, произошло то, чего с таким тревожным нетерпением ожидали все присутствующие: в зале появилась небольшая процессия. Впереди, в длинной чёрной тунике, отделанной узкой золотой тесьмой, шёл невысокого роста мужчина лет пятидесяти, чьи чёрные, как вороново крыло, волосы спускались до пояса, собранного из изящных золотых ажурных пластин. Глубокий шрам, пересекавший его лицо от лба до подбородка и уродующий некогда благородной формы нос, придавал взгляду пронзительных чёрных глаз поистине зловещее выражение. За ним следовали два стражника с опущенными вниз обнажёнными мечами.

Все присутствующие склонились в почтительном поклоне.

— Мы приветствуем тебя, Гета! — волной прошелестело по залу благоговейное приветствие.