Чаша гладиатора (с иллюстрациями)

И вот смотрит мальчишка через окошко на небо, видит - солнышко там сияет, нонешнее солнышко, и вчерашние тучи оттуда уходят. И деревянные балки, и лестничные краны торчат в небе. Новый дом по соседству строится. И самолет гудит на все небо. «Слышишь, бабушка, самолет летит?»

А бабка в ответ:

«Да нет, это обоз по мостовой стучит, обоз во двор въехал. Мне с печки-то видно».

Потому что с печки-то можно увидеть только старый, мусорный двор, старые заборы, лужи от вчерашнего дождя да прошлогодний снег, что в уголках притаился, еще не растаял. А больше ничего она и видеть не желала, бабка эта. Сама не видела и уже верить не хотела, что и солнышко на дворе, что и погода выправилась, и за старым забором новый дом растет…

Но тут придет отец. А он как раз такого роста, что ему видно через окно и вверху и внизу, и влево и вправо, и близко и далеко. Он-то уж все видел - и грязь, которая от вчерашнего ненастья осталась, и солнце, что сегодня на ясном небе взошло, и обоз он примечал, и самолетом любовался. И мусор замечал во дворе, и мрамор на десятом этаже. Все видел. И отец мирить пробовал бабку с внуком.

«Погодите, - говорил он, - вот мы переедем в новый дом с большими окошками, тогда и спорить вам будет не о чем». Вот переехали они вскоре в новую квартиру с большим окном. И тогда, верно, бабка узрела все, что видел внук.

Только думаешь, они перестали спорить? Нет! Все равно они и по сей день спорят. Они теперь спорят о лестнице в новом доме. Внук говорит:

«На лестнице у нас шестьдесят приступочек. Я сам считал».

А знаешь, как он считает? Он ведь на четвереньках еще карабкается. На каждую ступеньку сперва ногами, а потом и руками…

А бабушка уверяет, что на лестнице девяносто ступенек. Потому что, когда она поднимается, старая, так на каждую ступеньку одну ногу поставит, потом вторую, да еще палкой упирается и при этом ворчит:

«Ах, будь ты трижды неладна!.. Будь ты трижды…»

А отец всех уверяет:

«По-моему, на лестнице у нас пятнадцать ступенек».

Потому что он человек молодой, работящий, торопится всегда, ну и шагает сразу через две ступеньки.

- Вот видишь, какое дело получается, - закончил неожиданно Богдан свою сказочку. - Поди-ка сосчитай, сколько ступенек!

Артем засмеялся:

- Верно, как тут считать?

- А чего считать! - сказал Богдан. - Лифт надо, вот и считать не придется. Техника при наших условиях общую жизнь поднимает на высокий уровень. И спорам конец. Ну, я уж дома. Дорогу найдешь?.. Бывай жив!

- В час добрый, - пожелал Артем и не спеша, вдыхая вечернюю свежесть, двинулся к общежитию, где они остановились временно с Пьером. За углом он столкнулся с какой-то странной парой. Худощавый, разбитной и долговязый парень почти волок на плече своем очень сильно выпившего человека и все о чем-то уговаривал его. А тот только отмахивался, невнятно бормотал, силясь высвободить руку. Артем осветил встречных мощным, похожим на булаву электрическим фонарем. И сразу узнал Тараса Андреевича Гранина. Около него увивался тот парень, что еще днем возле базара приставал к Артему с вопросами насчет «мони» и сигарет.

- Погоди, малый. Это ты куда его волокешь? - спросил Артем, не сводя с них луча.

Махан, жмурясь от света, стал финтить. Дескать, не может он бросить человека, коли тот вовсе не в себе. Стало ясно из разговора, что Махан ведет шофера просто куда-то в темный переулок и собирается, видно, отнять у него получку, которой похвастался в Подкукуевке пьяный. Шофер и сейчас все вынимал из-за борта кожанки и норовил переложить в другой карман пачку денег. Не требовалось особой сообразительности, чтобы понять, к чему клонится дело. Артем медленно сжал свой пудовый кулак и, для убедительности еще подсветив его, поводил им перед физиономией Махана. Тот отпустил спутника, отпихиваясь ладонями от кулака Артема, ворча под нос:

- Ну, ты не очень… интурист! Размахался у носа. И подлиньше тебя были, да укорачивали… Чего ты, чего ты?.. Он на мои гулял. Я ему литр цельный поставил. Что же, получить сполна не имею права? Вали обратно, откуда приехал…

Махан, продолжая бормотать, смылся в темноту. В то же мгновение из-за угла показалась едва различимая в темноте маленькая фигурка. Артем посветил фонариком. То был Сеня.

- Тебе что, плохо, папа?.. Нехорошо? - заговорил он, ловким и, как видно, уже привычным движением вдеваясь плечом отцу под мышку и перекидывая руку его себе через шею. - Это у него последствия бывают, - виновато зашептал он, обращаясь к Артему. Ему было смертельно обидно, что отец оказался в таком жалком и плачевном состоянии перед знаменитым приезжим человеком. И по тому, как он сноровисто управлялся с совершенно захмелевшим отцом, заметно было, что уже не впервой это мальчишке.

- Дай-ка я тебе подсоблю, - предложил Артем, тяжело посопев.

- Не надо, дядя, я сам…

- Да чего сам! Тяжело. Дай я ею с этого боку возьму…

Когда они дошли до дому, где жили Грачики, Артем сказал:

- Когда отца уложишь, если сам не задремлешь, выйди. Я подожду.

Он присел у ворот. Ждать ему пришлось недолго. Сеня вскоре появился, тихонько прикрыв за собой калитку.