Чаша бурь

— Да, есть проблема… — Он улыбнулся открытой чистой улыбкой профессионала. — У меня машина недавно пострадала… ехал, понимаешь, вдруг навстречу трейлер на умопомрачительной скорости, я крутанул баранку, спрямил угол, выскочил на боковую улочку и угодил колесами в открытый канализационный люк. Два раза перевернуло и шлепнуло. Вот и все.

— Тебе повезло. Эту проблему следует отнести к разряду решенных.

— Не совсем. Я на мели. Пошел к одному прозаику денег попросить на ремонт, он мне отвечает: «Не могу, дружище, дать тебе и трех сотен. У меня дача на берегу Амурского залива, причем двухэтажная, и на втором этаже, представь себе, я делаю ванную с кафелем, просто и элегантно. А кафель недешев, сам знаешь». Как будто он кладет этот кафель на последние свои триста рублей. На те же триста претендовал и я. На большее духу не хватило.

— Ты тоже не лыком шит, Леня. Получи триста, которых, не хватает иногда прозаику для полного счастья.

— Спасибо, брат. Считай теперь, что машина у нас в кармане. Через неделю. А там у меня выходит повестушка… сам понимаешь, в долгу не останусь. Еще сумеем махнуть с тобой в тайгу.

— Зачем сразу в тайгу?

— Это одно название — тайга. На самом деле ботанический сад. Привезем на зиму лимонника, грибов, ягод.

— Не откладывай ремонт машины, Леня.

— Хорошо. Скажи, зачем ему понадобилась ванная на втором этаже?

— Странный вопрос. Нужна — вот и все.

— Понимаешь, в прошлом году он сказал мне… при аналогичных обстоятельствах, что заказал ванную на первом этаже. И тоже с кафелем.

— Ну и что? На каждом этаже по ванной. Не нашего ума это дело. Он же не спрашивал тебя, почему ты каждый год прыгаешь на машине через открытые канализационные люки? Так?

— Так…

— Скажи… ты переписываешься с тем журналистом из Плейнфилда?

— С Генри Гри? Нет. Давно не писал ему.

— Ты мог бы возобновить переписку?

— Зачем это? — Леня с недоуменным выражением лица застыл в позе человека, внезапно потерявшего пенсне.

— Видишь ли… — Я подбирал слова; нельзя упоминать о контактах и прочем, иначе Леня покрутит пальцем у виска — и баста. Кроме того, я не имел права раскрывать карты. — Видишь ли, есть одно дело. Генри Гри, судя по твоим прежним рассказам о нем, как раз тот парень, который нам нужен. А дело вот какое. Три года назад американская пресса писала об одном происшествии над Гренландским побережьем. Там сбили якобы самолет без опознавательных знаков. На поверку оказалось, что самолета вроде не было, а произошло недоразумение…

— Брат, да ты с Луны свалился! — перебил меня Леня. — У меня полная подборка о гренландском самолете. Тогда я еще дружил с Генри. Хотел писать приключенческую повесть. Потом раздумал. Не та это тема, не берет за живое. А тебе зачем это?

— Ну… я тоже хотел написать. Очерк или статью.

— Не надо. Скажи правду.

— Разве простая любознательность перестала считаться уважительной причиной?

— Ладно. Повесть я все равно не окончу в ближайшее столетие. И даже не начну. Что тебя интересует?

— Не что, а кто… Селфридж, Райерсон, Сандретто. Тебе знакомы эти имена?

— Не то слово. Очень и очень знакомы. Рассказать по памяти или показать материалы?

— Бросим монету. Если орел — покажешь бумаги. — Я метнул над столом полтинник, и он, разумеется, упал на раскрытую ладонь Лени орлом.

— Ловко, — восхищенно пробасил Леня. — Едем ко мне.

Приглашение было принято с благодарностью. Мы спустились к бухте Золотой Рог, где на глянце темной воды плясали огни и причалы жили своей особой, затаенной, ни на что не похожей жизнью. Леня хотел остановить такси, я отговорил его, мы пошли пешком в сторону Дальзавода, и справа от нас тянулись и тянулись причалы; акации и вязы накрывали шапками крон узкие скверы, прижавшиеся к шоссе. Слева от нас улицы взбегали на пологие горбы сопок, уходили к заасфальтированным невысоким перевалам. Там обрывалась панорама вечернего города.

Четверть часа — и мы оказались в его квартире. Жил он в мансардной части старого дома, у него было две комнаты с разной высоты потолками, дощатыми полами, удивительной кухней, напоминавшей кунсткамеру: вдоль стен тянулись полки с раковинами, высушенными крабами, морскими звездами, акульими челюстями и черепашьими панцирями. Все это было покрыто серо-зеленой пылью. Я выразил сочувствие:

— Нелегко, наверное, управляться одному?

— Нелегко, брат, — сказал он. — Кофе? Чай?

— Райерсон, Селфридж, Сандретто.

— Помню, помню… — Он исчез в комнате с низким потолком, там что-то грохнуло, послышались шелестящие звуки рассыпавшегося вороха бумаг, и через четверть часа хозяин вернулся ко мне, на ходу развязывая шнурки синей папки.

— Итак, Райерсон, — произнес он. — И другие.

Он подал мне папку с закладками на нужных страницах. Я стал читать. Он ушел на кухню, оставив меня в комнате одного — знак особого доверия к коллеге. Итак, Райерсон…