Чаша бурь

— Атланты знали, что незнакомка из камеры хранения сделала ошибку, посвятив тебя, причастив к нашему знанию. Ошибка неповторима… Оставалось разрядить твою память, освободить ее от воспоминаний о летающем шаре, о ней, о нас. Тогда мы не решились бы подставить тебя под удар и не рассказали бы тебе снова все, что ты слышал и знаешь. На это они рассчитывали. Хорошо это или плохо обернется для тебя, пока неизвестно. Но мы сделаем все, чтобы постоянно знать о тебе, слышать тебя и видеть. Ты волен сам решать: так или иначе…

— Так. Только так. Почему вы подарили… таблички с этрусскими письменами? Проще было бы рассказать мне это.

— Да. Проще. Только тебе лучше дойти до всего самому, ты же знаешь.

— Допустим…

— Убедить тебя в том, что Велия сказала правду, было бы гораздо сложнее. Особенно после происшествия в ущелье. Ты готов был тогда заподозрить и ее.

— Инцидент давно исчерпан. Любопытная деталь… Я вот о чем. Пять или шесть тысяч лет назад у этрусков или их предков не было алфавита. Они переняли его от греков. По крайней мере, так считают ученые.

— Это ошибочное мнение. Алфавит создан в Малой Азии и оттуда пришел в Европу. Сначала было слоговое письмо, его можно найти на фестском диске. Затем был алфавит этрусков и финикийцев-пеласгов, его переняли греки.

— И все же на табличках было позднее этрусское письмо, бессмысленно убеждать меня в противном. Проблемами слогового письма занимался Чиров, он знает в этом толк.

— Ну что из этого… таблички-сувенир. Все.

— Сувенир для меня, так?

— Не только, если уж говорить искренне. Нам нужно было узнать, кого он заинтересует.

— Вокруг меня происходят события, о которых я не имею ни малейшего представления…

— Это не так.

— Но я действительно ничего не знаю о них. Что, кроме ваших благих намерений, можно противопоставить культуртрегерам наоборот?

— А случайные встречи, вообще всякого рода случайности?.. Разве это так уж мало?

— Вы… действуете. И я ничего об этом не знаю. И не в моих силах отличить простые случайности от других…

— Но ты живешь в век кибернетики, брат мой. Как же ты не знаешь простой вещи: слаб человеческий ум и не способен охватить всего, особенно когда речь идет о судьбе цивилизации. Ноша всезнания не по силам одному человеку. Когда ты читаешь в газете о похищении панно с изображением богини Леды из кипрского музея — разве ты не в силах связать это с тем, что ты узнал об атлантах? Когда у острова Маврикий разыгрываются подводные баталии аквалангистов из-за сокровищ на затонувших судах, ты ведь знаешь, кто на этом греет руки?

— Да… Расскажи о тех, древних, кораблях.

— Галактика просторна. Вовсе не надо покидать ее для того, чтобы найти места, пригодные для жизни. Им несть числа.

— Кто же, сестра, создал корабли?

— Ответ напоминает шутливую сказку без конца. Ведь возраст Галактики более десяти миллиардов лет. А Солнце и планеты вдвое моложе. Значит, есть два поколения звезд — старшее и младшее. Все мы — обитатели младшего поколения. Думаю, это не требует пояснений.

— Знаю, — сказал я. — Но где они, эти представители старшего поколения?

— Их нет. — Сестра нахмурилась. — Но это вовсе не означает, что они не существуют.

— То есть?

— Если нужны пояснения, я готова их дать. — Ее глаза сузились, стали почти непроницаемы. — Мы не обнаружили присутствия в Галактике людей старшего поколения. Но мы уверены, что оно было и есть. Почему? Да потому что автоматические корабли приземлились тогда в Атлантиде и чуть позже на родине этрусков.

— Ты не ответила, — мягко сказал я и прикоснулся к ее руке. — Где сейчас старшее поколение?

Взгляд ее был теплым, глубоким, но в нем была и тревога, которую от меня скрыть не удалось. Не удалось… Что за старшее поколение? Не выдумка ли это?

— Мы думаем, что они удалились, оставили Галактику, — наконец сказала она.

— Подарили нам звезды, оставили спасательные корабли, так?

— Но ведь и нам когда-нибудь откроются возможности… целые миры звездных островов будут ждать нас. И мы поможем другим.

Что я мог возразить? Космос действительно бесконечен, только человек в это никогда по-настоящему не верил.

— Найдется апельсин? — Сестра уже держалась за дверную ручку, и вопрос застал меня врасплох.

Я пошел на кухню, открыл холодильник, выдвинул ящик для фруктов. На дне его я обнаружил один-единственный апельсин и был этим обескуражен. Я с виноватой улыбкой протянул его сестре: апельсин был невзрачный, зеленый, с жухлой кожицей. Она молча взяла его и пока спускалась по лестнице, кажется, пыталась его очистить. Я поддерживал ее под руку, рванулся было за ножом.

— Нет, нет! — воскликнула она. — Не надо!

Мы вышли из подъезда. Тень метнулась в сторону от нас, постукивая палкой об асфальт. Я присмотрелся. Впереди быстро, споро ковылял хромой, и луна освещала его сугорбую сильную фигуру.

— Все, — тихо сказала сестра. — Ты возвращаешься домой. Скоро ты поедешь во Владивосток.

— Во Владивосток? — переспросил я. — Наверное, в город детства?

— Нет, во Владивосток. Иди, иди!