Час зверя

Девушка в ужасе уставилась на бродягу. Тот так же смотрел на нее, изумленный, развинченные суставы дрожали, на лбу трепетала прядь иссера-желтых волос. Нэнси ждала: вот сейчас он рухнет, схватится за живот, медленно опустится на колени. Однако бродяга стоял себе и пристально смотрел на нее.

— Господи, леди! — вскрикнул он наконец. — Я ведь и просил-то всего полтинничек.

Нэнси поглядела вниз, на свой револьвер, на маленькое черное чудище, зажатое в тонкой белой руке. Мушка торчала куда-то бесприцельно вверх, в сторону верхушек деревьев. Проследив за ней взглядом, Нэнси обнаружила на голой ветви платана скорчившуюся в немом ужасе белку. Она промахнулась, промахнулась, стоя в полушаге от нищего. Чувствуя, как тошнота вновь подступает к горлу, Нэнси перевела взгляд на бродягу…

И тут она увидела, что полицейские уже бегут к ним.

Двое патрульных, развлекавшихся беседой перед Сити-Холлом, мгновенно перешли к действию, перемахнули через ограду парка и мчались к Нэнси прямо по газону. Рука, нащупывая оружие, лежит на кобуре.

Нэнси инстинктивно обернулась, ища пути к отступлению. Двое других копов вошли в парк с дальнего конца. Мужчина и женщина. Бегут по дорожке, каждый по своей стороне. В воздухе между ними играют серебристые струи фонтана.

Нэнси сглотнула. Повернулась лицом к северу: патрульные Сити-Холла, повернулась к югу: уличные копы, снова к северу: все четверо уже смыкаются вокруг нее. Начала заранее прокручивать в голове объяснение: все в порядке, офицер, я Нэнси Кинсед, хотя все говорят, что я — не она, и я не могу припомнить, в какой школе я училась, а потом бродяги уставились на меня, и я вытащила револьвер, а как он попал в мою сумочку, сама не знаю, и я…

— Лучше мне удрать, — громко прошептала она.

— Сучка безмозглая! — отозвался бродяга.

В панике Нэнси повернулась к нему спиной, торопливо вскарабкалась на одну из зеленых скамеек.

— Эй, леди, стойте!

— Стойте на месте!

— Стоять! Полиция!

— Брось оружие! Брось оружие!

Голоса полицейских заглушал городской шум, но тем не менее Нэнси отчетливо различала слова. Вот они совсем уже близко.

— Не двигайтесь, леди!

— Полиция! Замри!

Прыжок. Перелетела через спинку скамейки, через металлическое ограждение, приземлилась в траву, ноги увязли в размягченной земле. Нэнси споткнулась, выпрямилась, побежала по усыпанной мусором траве, сумочка болтается на плече, револьвер по-прежнему наготове.

— Стой!

— Замри!

— Господи Иисусе! — взвизгнул женский голос. — Осторожней! У нее револьвер!

Со всех сторон поднялись крики:

— Осторожней!

— О Господи!

Нэнси бежала. Миролюбивые деревья осыпали ее листьями — желтые листья на фоне вечноголубого неба. Позади деревьев, чуть левее, просвечивал Сити-Холл — высокий, царственный. Справа гремел, шелестел, перекатывался транспортный поток. «Это происходит во сне, — мысленно твердила Нэнси. — Не на самом деле. Не на самом деле». Бежала она неуклюже, голые коленки распирали подол облегающей длинной куртки. Если бы такое случилось на самом деле, это было бы так скверно… Хриплое дыхание туманит мысли. Страх — неужели и страх взаправду? Если бы она была настолько испугана, то уже не могла бы двигаться. Бездонная тьма, переливавшаяся в желудке, втягивавшая Нэн внутрь, в пустоту. Слетела, упала на землю скреплявшая волосы заколка.

— Леди! Леди, стойте, стреляю! Полиция!

Впереди снова перила. Ухватилась за поручень, сиганула — и вновь на тропе. Уже позади Сити-Холла. Если теперь рвануть вправо, проскочить через площадку для автомашин, завернуть за угол здания… Нэнси на миг притормозила. Бросила быстрый взгляд через плечо.

Господи, вот они! Четыре мундира, четыре серебряных значка. Совсем близко. Двое бегут по траве, перепрыгивая через ограждения, сокрушая тяжелыми черными башмаками стаканчики из-под пепси-колы. Третий поспешает по дорожке, четвертый мчится через автостоянку; пыхтят, словно старые паровозы. Прохожие отскакивают от них, пригибаются в испуге, потом привстают на цыпочки, чтобы разглядеть преступницу. Видят ее. Указывают пальцами. Вопят.

Я? — звенело в ушах. Тонкая, дребезжащая нота, ужас, сводящий с ума. — Полиция за мной? Маленькой милашкой? — Так называли ее проживавшие по соседству леди, когда Нэнси была еще совсем девчонкой. Теперь это почему-то всплыло в памяти, а так же то, как папочка подхватывал ее на руки, подбрасывал вверх, мелькали в воздухе крепкие ножки. «Как тут моя кнопочка?» Уставилась на подбегавших полицейских. Пристрелят папочки-ну кнопочку?!

Да уж, сомневаться не приходится. Четыре окаменевших физиономии, четыре пары настороженных глаз. Одной рукой загребают воздух для равновесия, в другой револьвер, локоть оттопырился. Револьверы, размером с гаубицу, описывают полукруг. Целятся ей прямо в грудь.

Нэнси остановилась, посмотрела на них, и один из копов тоже уперся пятками в землю, направил на нее свой 38-й, левой рукой страхуя правую.

— Бросай, сестренка! Бросай свою пукалку!