Час ворона

— Спасибо. — Левой, свободной рукой я взял с банкетного столика баночку кока-колы, зубами сорвал «чеку» и с удовольствием смочил горло шипучей жидкостью.

— Вам спасибо, Станислав Сергеич.

— Это за что же? — Я нашел в себе силы улыбнуться. Попытался перехватить ее взгляд, но Любовь Игнатьевна по-прежнему глядела на разноцветную картинку компьютерной игры.

— Вы знаете, за что.

— Честное слово, не знаю. — Я удержал улыбку на лице, хотя это было и не легко. Я помнил, как отстраненно улыбнулась Любовь Игнатьевна во время вчерашней вступительной экзекуции, когда погиб Сергей Контимиров, и горячей симпатии к хозяйке будуара не испытывал.

— За то, что не стали меня оскорблять, кричать и угрожать.

Ох, блин! Умна Любовь Игнатьевна. Очень сообразительная бабенка. Чрезмерно.

— А какой смысл орать, горло драть? Все, что я могу высказать, вы и сами прекрасно представляете, и это вам вряд ли интересно. Думаю, вы меня позвали не ради того, чтобы выслушать, какие виртуозные оскорбления способны родиться в седой голове подопытного кролика, обреченного вскоре превратиться в гниющий кусок мяса.

— Ну и зачем же, по-вашему, вы здесь, рядом со мной... Вот досада! — Любовь Игнатьевна стукнула кулачком по клавиатуре компьютера. — Опять проиграла!

— Во что вы играете, Любовь Игнатьевна? — Сразу отвечать на ее риторические вопросы не хотелось. Пусть уж лучше она мне отвечает, а я отдохну.

— Зовите меня Любой, ладно?

— Тогда и вы зовите меня Стасом... В принципе, полагается на брудершафт выпить по такому поводу.

— Наглеете, Стасик! — Она развернулась на пуфике, смерила меня хитрым, надменным взглядом.

— Ничуть, просто размечтался пропустить рюмочку на халяву... Так во что вы играете?

— Играла, да проиграла. Забавная игрушка. Нужно переиграть двадцатый век.

— Как это «переиграть»?

— Очень просто. В сто ходов. По одному ходу в год. Начиная с тысяча девятисотого и по девяносто девятый включительно. В каждый год минувшего века в мире происходили определенные события, их можно изменить или оставить все как было. Я, к примеру, согласилась с Октябрьской революцией в России, отменила приход к власти Гитлера, изобретение транзистора, ну и еще по мелочи кое-что поменяла.

— И чего сталось с миром к первому января двухтысячного года в вашей версии двадцатого века?

— В моем варианте переписывания истории на земном шаре к началу следующего столетия осталось три государства — Россия, Куба и Монголия.

— А надо?

— А надо, чтоб осталась одна Сверхдержава.

— Люба, а вот интересно, можно ли в этой игрушке отменить приезд пяти москвичей-халтурщиков в маленький северный город... Наверное, можно, если отменить перестройку, затормозить ускорение и заткнуть гласность.

— И тогда Станислав Лунев стал бы большим, серьезным режиссером, да? — подхватила Любовь Игнатьевна.

— Не факт. Однако Стасу Луневу точно не пришлось бы клепать копеечную рекламу и шлепать хреновые видеоклипы.

— Ваш клип на песенку про Монику Левински смонтирован вполне прилично. И песенка ничего, смешная. Как там поется? Напомните, пожалуйста.

— "Жизнь моя меня мотала, гнула, била, ну а я взяла и полюбила Билла. Он такой хороший, он такой богатый, жалко только, что мужчина он женатый..." — продекламировал я куплет из шлягера, на который сделал недавно клип, и перешел на прозу: — В каких условиях происходили съемки и за какие деньги — история особая. Рассказать?

— Нет, не стоит.

— Как? Неужели вы распорядились притащить меня сюда не ради того, чтобы лично пообщаться с настоящим, всамделишным клипмейкером? Я думал, что интересен вам как кинодеятель, тусовщик, экзотический богемный человек. Надоели вам бандиты-бизнесмены, захотелось, образно говоря, «потрогать руками» живого пока художника, послушать сплетни про артистов, приобщиться, так сказать, к культурке-мультурке.