Час волкодава

Рука Сан Саныча, обнимавшая шею Полковника, резко напряглась. Одеревеневшие пальцы клещами стиснули шейные позвонки у основания черепа. Живые клещи дернули позвоночные сочленения вверх и в сторону. Кости и хрящики сломались, как они ломаются, когда захлестывается старательно намыленная опытным палачом петля. Секундная агония, словно отдача после выстрела, и господина Полковника не стало.

Непонятливого Полковника Сан Саныч уложил справа, в двух шагах от дверного косяка. Так, чтобы, входя в комнату, его невозможно было сразу заметить. Мягко скользя по паркетной доске, Сан Саныч обогнул абажур, приблизился к тумбочке за банкетным столиком, где стояли электрокофеварка и кувшин с водой. По-пиратски засунув пистолет за брючный пояс, Сан Саныч достал из нагрудного кармана рубахи шприц, наполнил его водой из кувшина. Перепрыгнул через низкий банкетный столик, уселся на его край, будто присел на ступеньку. Сзади сверху светит торшер, глаза не слепит и вход в помещение освещает. В правой руке шприц с водой, в левой... Сан Саныч взялся за рукоятку, выхватил пистолет... в левой – «макаров» с глушителем. А за дверью уже слышны отчетливо шаги. Наталья Николаевна освежилась и предвкушает питие чашечки крепкого кофе. В ее мокрой женской головке роятся тысячи мыслей, выстраиваясь в грандиозные планы. Она устала, но состояние усталого напряжения ей привычно. В этом мире всегда приходится оставаться в напряжении, быть начеку, непрерывно играя в игру «жертва—хищник», игру, в которой проигрыш однозначен, а победа многогранна и подчас отличается от поражения лишь тем, что ты остался в живых, сохранил статус хищника, избежал участи жертвы.

– Темень на лестнице, а он дверь закрыл! – начала ругаться Наталья Николаевна, подходя к захлопнутой двери. – Каким местом думал, когда...

Наталья Николаевна по-хозяйски широко распахнула дверь, перешагнула через порог и, увидев Сан Саныча, вздрогнула. Замолчала на полуслове, остановилась на полушаге. На ней был длинный шелковый халат, кокетливые тапочки с помпончиками на ногах, на голове тюрбан из полотенца. Она на ходу вдевала в мочки ушей аляповатые золотые сережки с маленькими изумрудами. Вероятно, сняла сережки, прежде чем отдаться прохладным струйкам в душевой кабине, освежившись, успела справиться с одной серьгой, вставить ее в мочку левого уха и застегнуть золотой замочек, а вторую как раз поднесла к другому уху, толкнула дверь тапочкой с помпончиком, перешагнула порог и, содрогнувшись, застыла с повернутой набок головой, держась руками за правое ухо.

– Удивлены, Наталья Николаевна? – Сан Саныч оскалился в улыбке, хищно прищурясь. – Напрасно. Полковник, помнится, три с четвертью минуты назад доложил, что привез Бульдозера. Он сказал правду, ничуть не покривив душой. Вот он я, как вы меня называете – Бульдозер. Весь перед вами, во всей своей красе. Дверцу за собой закройте, будьте любезны. Сквозняк, знаете ли. Дует. Не хочу простужаться, ведь мне еще жить да жить, в отличие от вас.

Женщина справилась с растерянностью на диво быстро. Поджала губы, прогнав с лица удивленное выражение. Бесстрастно и холодно оглядела с головы до ног Сан Саныча. Твердой рукой закончила начатое – вдела золотую серьгу в дырочку на правой мочке, закрыла замочек сережки и, продолжая изучать Сан Саныча взглядом, не оборачиваясь, нащупала у себя за спиной дверную ручку, деликатно, без стука, без хлопка закрыла дверь.

– Спасибо, Наталья Николавна. Боюсь, знаете ли, сквозняков. А больше, пожалуй, ничего не боюсь в этом мире. Отчего немного скучаю. Будьте любезны, поверните голову направо. Вот так, хорошо. Теперь глаза опустите. Заметили? Сей хладный труп у стенки сто двадцать секунд тому назад был господином Полковником. Я сломал ему шею, развивая почин Иннокентия Петровича. Ломать шеи вашим сотрудникам, уважаемая, становится доброй традицией, не находите?.. Не сокрушайтесь по господину Полковнику, дорогая. Он вас предал. Сегодня никому нельзя верить, ужасные времена, согласитесь. Между тем попрошу вас сделать для меня исключение и поверить тому, что я вам сейчас сообщу. Итак, Наталья Николавна, вы догадались, наверное: живой вам отсюда выйти не суждено. Ваша жизнь стоит ровно столько же, сколько пуля в обойме «макарова» в моей левой руке. Учитывая тот факт, что пистолет достался мне по наследству от вашего же сотрудника, получается так, что ваша жизнь мне вообще ничего не стоит. В отличие от информации, которую я намерен от вас получить прежде, чем застрелю. Информацию я получу от вас так и так. Вопрос лишь в том, придется ли мне вколоть вам остатки «сыворотки правды» или же я сумею сэкономить остродефицитное спецсредство.

Сан Саныч поднял правую руку со шприцем до уровня глаз, прищурившись пуще прежнего, сосредоточил взгляд на кончике иглы и аккуратно надавил большим пальцем на поршень шприца. С острия иглы скатилась капелька бесцветной жидкости.