Час волка

– Фалькенхаузен был построен, чтобы содержать пленных. Лагерь переполнен, охрана используется только для поддержания порядка. Вот потому-то ваш последний поступок очень глуп. Не делайте ничего, что привлекало бы к вам внимание! – Говоря, он расхаживал взад и вперед.– Просто разыгрывайте безмозглого пленного – и вы сможете продержаться еще с неделю!

– Хорошо,– сказал Майкл,– сделаем вид, что я поверил вам. И как же я вообще могу выбраться отсюда?

– Охранники – и Кролль тоже – уже разленились. Здесь очень давно не бывало бунтов, никаких попыток бежать, ничего, что могло бы нару– шить каждодневную рутину. Охрана не ожидает, что кто-нибудь попытает– ся вырваться, просто потому, что это невозможно. Но,– он перестал расхаживать,– точно так же они не ожидают и того, что кто-нибудь по– пытается ворваться. И это могло бы дать определенный шанс.

– Ворваться? В концентрационный лагерь? Да это безумие!

– Да, Кролль и охрана думают точно так же. Как я сказал, Фаль– кенхаузен был построен, чтобы содержать пленных, но, скорее всего, не для того, чтобы отбиваться от рвущейся извне спасательной команды.

Слабый лучик надежды забрезжил в душе Майкла. Если этот человек действует на его стороне, то он заслужил быть включенным в список звезд наравне с Чесной. Но Майкл еще не позволял себе поверить в это; было бы непростительной глупостью на это полагаться и, быть может, выболтать в ходе этого ценные секреты.

– Я знаю, что для вас в это трудно поверить. На вашем месте я бы тоже отнесся к этому скептически. Вы, вероятно, думаете, что я пыта– юсь завлечь вас в какую-то западню. Может быть, ничего из того, что я сказал, при других обстоятельствах не заставило бы вас поверить, но одному вы поверить должны: моя работа – сохранять вам жизнь, и именно этим я и занимаюсь. Просто делайте то, что вам сказано, и делайте без колебаний.

– Это – огромный лагерь,– сказал Майкл.– Если спасательная ко– манда все-таки прорвется через ворота, то как они собираются найти меня?

– Я об этом позабочусь.

– А что, если команде не удастся прорваться?

– На такой случай,– сказал Бауман,– мне поручено проследить за тем, чтобы вы умерли, не раскрыв никаких тайн.

Это было вполне логично. Именно такого ответа и следовало ожи– дать. Боже мой! – думал Майкл. Решусь ли я довериться этому человеку?

– Снаружи ждут охранники. У некоторых из них длинные языки, они все рассказывают Кроллю. Поэтому я должен вас избить, чтобы все вы– глядело естественно.– Он стал наворачивать носовой платок на костяшки пальцев правой руки.– Мне придется пустить кровь. Мои извинения.– Он плотно затянул платок.– Когда мы здесь закончим, вас вернут в камеру. И там, прошу вас, не затевайте никакого сопротивления. Мы хотим, что– бы охранники и майор Кролль поверили, что вы сломались. Понимаете?

Майкл не ответил. Мозг его был слишком занят попытками во всем разобраться.

– Хорошо,– сказал Бауман. Он поднял кулак.– Я постараюсь сделать это как можно быстрее.

Он ударил экономным движением боксера. Не потребовалось много времени, чтобы платок покрылся пятнами крови. Бауман не наносил удары по телу; он хотел, чтобы все повреждения – такие же показные, как и побои – были бы на виду. К тому времени, когда он закончил, Майкл был в кровоподтеках, все лицо его, от рассеченной левой брови до нижней губы, было испещрено синяками.

Бауман открыл дверь и позвал охранников, запятнанный кровью но– совой платок все еще обматывал его разбитые костяшки. Майкла, почти бесчувственного, отвязали и оттащили в камеру. Его бросили внутрь на мокрое сено, и дверь заперли.

– Галатинов! – Лазарев потряс его, приводя в чувство.– Я уже ду– мал, что они тебя убили!

– Они сделали… нечто куда более плохое.– Майкл попытался сесть, но голова его упала, как налитая свинцом. Он лежал на чьем-то теле. На холодном, бездыханном теле.– Кто это? – спросил Майкл, и Ла– зарев ему рассказал.

Пули из автомата донесли милость божью. И еще был ранен француз, он лежал, скрючившись и тяжело дыша: пуля попала в живот. Лазарев, датчанин и другой пленный – немец, стонавший и плакавший без умолку,– избежали ранений, если не считать порезов от осколков камня. Четыр– надцатилетняя девушка в конуру не вернулась.

Больше они ее не видели. В какой-то момент в течение следующих восьми часов – во всяком случае, так показалось Майклу, хотя чувство времени у него нарушилось – француз испустил последний вздох и умер. Охрана кинула им очередную маленькую буханку хлеба и дала еще раз за– черпнуть бачком из ведра, но трупы они оставили среди живых.