Час волка

Гитлер с отсутствующим видом кивнул. На нем был шитый халат кашмирской шерсти, подарок Муссолини, и кожаные тапочки, и они с Борманом были одни в административном крыле берлинской штаб-квартиры. Он засмотрелся на свою работу - домики, составленные из неуверенных штрихов, пейзажи с неправильной перспективой - и воткнул кисть в чашку с водой, глядя, как расплывается краска.

- В этом - предзнаменование, - сказал он, - в том, что я рисую волка, даже не зная этого. Это означает победу, Мартин. Полное и окончательное уничтожение врагов Рейха. Внутри и вне, - сказал он, многозначительно глянув на секретаря.

- Теперь вы должны узнать, мой фюрер, что никто не может отказать вам в вашей воле.

Гитлер, казалось, не слышал. Он был занят укладыванием красок и кистей в металлический ящик, который хранил запертым в сейфе.

- Каков мой распорядок на сегодня, Мартин?

- В восемь часов встреча за завтраком с полковником Блоком и доктором Гильдебрандом. Потом, с девяти до десяти тридцати, совещание Штаба. Фельдмаршалу Роммелю назначено на час ровно для краткого доклада об укреплении Атлантической стены.

- А-а, - брови Гитлера опять поднялись, - Роммель. Появился наконец-то человек с четкими намерениями. Я простил ему Северную Африку. Теперь все прекрасно.

- Да, герр. Этим вечером в семь сорок мы в сопровождении фельдмаршала отправимся на самолете к победителю Нормандии, - продолжил Борман, - а потом в Роттердам.

- Роттердам, - Гитлер кивнул, укладывая коробку с красками в сейф. Верю, что работы там идут, как запланировано. Это крайне важно.

- Да, герр. После дня, проведенного в Роттердаме, мы полетим на неделю в Бергоф.

- Бергоф? Ах, да, я забыл. - Гитлер улыбнулся, под глазами у него обозначились темные круги.

Бергоф, поместье Гитлера в Баварских Альпах, выше деревни Берхтесгаден, было единственным истинным его домом с самого лета 1928 года. Это были места с целебным воздухом, несравненными живописными видами и воспоминаниями, легко всплывающими в душе. И, конечно, Хели. Там он познакомился с Хели Рубаль, своей единственной настоящей любовью. Хели, дорогая Хели, с белокурыми волосами и смеющимися глазами. Зачем, дорогая Хели, ты пробила себе пулей сердце? Я любил тебя, Хели, подумал он. Разве этого было мало? В Бергофе его будет ждать Ева, иногда, при каком-то совещании и когда волосы Евы зачесаны назад, Гитлер мог прищурить глаза и увидеть Хели, его потерянную любовь и племянницу двадцати трех лет, такой, как когда она покончила собой в 1931 году.

Голова у него заболела. Он посмотрел на календарь, открытый на месяце марте, среди беспорядка на своем столе.

- Время весны, - дошло до Гитлера.

Где-то за стеной, над затемненным Берлином, послышался вой. Волк! подумал Гитлер, рот его в изумлении открылся. Нет, нет... Сирена воздушного налета.

Вой нарастал до стона, больше ощущаемый, чем слышимый внутри стен имперской канцелярии. В отдалении слышались звуки разрыва бомбы, ухающий удар, словно бы чудовищный топор ударил по древесному стволу. Потом еще один, еще два, и пятый с шестым почти без интервала.

- Выясните, что там, - приказал Гитлер, на щеках его выступил холодный пот.

Мартин схватил трубку телефона на столе и набрал номер.

Упали еще бомбы, грохот разрушений нарастал и изнурял. Пальцы Гитлера вцепились в край стола. Ему казалось, что бомбы падали к югу, возле аэропорта Темпельхоф. Не настолько близко, чтобы пугаться, но все же...

Удары и грохот отдаленных взрывов прекратились. Теперь остался только волчий вой противовоздушной сирены и других, вторивших ей.

- Бестолковый налет, - сказал Мартин после того, как переговорил с шефом безопасности Берлина, - несколько воронок на летном поле и подожжено несколько домиков. Бомбардировщики удалились.

- Проклятые свиньи! - встал, дрожа, Гитлер. - Всем им гореть в аду! А где же ночные истребители "Люфтваффе", когда они нужны? Ни один не проснулся? - Он шагнул к карте, показывавшей оборонительные сооружения, минные поля и бетонные бункеры на побережье Нормандии. - Благодарю судьбу, что есть Роммель. Черчилль и этот еврей Рузвельт собираются высадиться во Франции, и сделают это рано или поздно. Они получат теплый прием, не так ли?

Мартин согласился, что получат.

- А когда они пошлют свое пушечное мясо, то сами будут сидеть в Лондоне за полированными столами и пить английский чай и есть эти... как у них называются эти бисквиты?

- Рогалики, - сказал Мартин.

- Пить чай и есть рогалики, - продолжал распаляться Гитлер. - Но мы дадим им попробовать на зубок нечто особенное, так ведь, Мартин?

- Да, мой фюрер, - сказал Мартин.

Гитлер фыркнул и перешел к другой карте. Эта карта имела более конкретное значение: она показывала путь славянского вала, угрожавшего перехлестнуть берег России и хлынуть в занятую немцами Польшу и Румынию. Маленькие красные кружочки показывали "котлы", в которые попались немецкие дивизии, медленно таявшие, каждая тысяч по пятнадцати человек.