Час тигра

Журналюга, о котором идет речь, всеми силами старается втиснуться в узкий круг приближенных моей невесты Елизаветы Константиновны. В иные круги, близкие к властным, ему не пролезть, вот он и тужится стать другом дома госпожи Секретарши.

Журналист-проныра паренек презабавнейший, пишет про телевидение, но в ящик смотрит раз в неделю. Дома у него с утра до ночи работают на запись видаки, пока парень мечется внутри Бульварного кольца, нарабатывает полезные связи. А в ночь с воскресенья на понедельник мой новый забавный знакомец просматривает в ускоренном режиме все, чего показывали по телику в течение предшествующих семи дней, и выдает на-гора очередную критическую статейку. Он, лизоблюд, клянется: мол, кассеты с телеотрывками обо мне, художнике, откладывал еще до нашего знакомства, дескать, я, как личность неординарная, заинтересовал его сразу, с первого взгляда.

Справедливости ради следует отметить, что не один льстивый парнишка от журналистики, но и все прочие мои новые знакомые весьма и весьма забавны каждый по-своему. Объединяет их всех лишь два параметра – мечта о лучшей доле и страсть к сплетням. В их обществе достаточно навострить уши, и, ежели повезет, можно разжиться очень и очень ценной информацией.

Мне повезло – на даче у хорошенькой девушки из аппарата Госдумы, куда я был приглашен вскоре после разыгранного, как по нотам, якобы случайного знакомства с Елизаветой Константиновной, обсуждали множество всякой чепухи, и в том числе инцидент с генералом, с Арсением Игоревичем.

Накануне генеральскую тачку на подступах к столице тормознула ГАИ во время оперативной проверки спецномеров и спецсигналов, в смысле – правомерности наличия на авто этих самых спецзнаков. Случился скандал с мордобоем – сотрудники ГАИ вели себя грубо, и денщик Арсения Игоревича (я так понял – Герасимов) метнул одного гаишника за обочину, другому сломал челюсть, третьему руку. Пострадавший за обочиной вызвал подмогу, и едва-едва не дошло до перестрелки.

Инцидент на дороге обсуждали бурно, каждый из обсуждающих хвастался собственной осведомленностью, кто-то знал, где находится генеральская дача, кому-то вспомнилось, что лет этак десять тому Арсений Игоревич здорово пил и чуть не лишился из-за пьянства погон, а девица – хозяйка дачи – утверждала: типа, точно знает, что генерал не подшивался и завязал с алкоголем, воспользовавшись психотренингом, практикуемым так называемыми «анонимными алкоголиками»...

Я встряхнул головой, прогнал мысли о генерале, журналисте и тусовке, близкой к властям, сосредоточился на сегодняшнем эпохальном событии. На сие событие следовало настроиться сообразным образом.

Я взялся за трость. Тоненькую, легкую и удобную тросточку мне подарила невеста, Елизавета Константиновна. Опершись на трость, я поднялся с узкого диванчика, похромал к зеркалу, что висело в уголке гостиной. Кабы я был Елизаветой, ни в жисть бы не повесил у себя в гостиной зеркало в рост, дабы лишний раз в нем не мелькать. Впрочем, квартиру невесты обустраивали дизайнеры, и, возможно, она просто-напросто постеснялась попросить спецов по интерьерам обойтись без зеркал. Хотя нет, вряд ли постеснялась, она не из стеснительных, скорее всего, ей по барабану отражения в зеркалах и то, что она подчеркнуто не обращает внимания на свою отталкивающую внешность, вернее всего, не поза, а кредо.

Она не обращает, а я обращаю, я вынужден, я художник. Из Зазеркалья на меня глядел господин средних лет в темно-темно-синем элегантном костюме, при галстуке-бабочке, с тростью, наперекор фамилии с бородкой клинышком, с тоненькой ниточкой усов, короткой стрижкой «ежиком» и с черной блестящей перчаткой-протезом. Господин в зеркале здорово изменился по сравнению с гражданином, выигравшим миллион в телеигре. Нечто среднее между этим господином и тем гражданином присутствовало на открытии персональной художественной выставки, трансформация Золушки проистекала постепенно, и вот она завершена. Хорош господин Безбородько Владимир Иванович, хорош, гусь, невольник и баловень Судьбы, еще недавно жалкий инвалид и провинциал, марающий холсты, а ныне всеми признанный гений палитры и удачливый альфонс с Большим будущим с большой буквы.

Я почувствовал, как распахнулась дверь за спиной, оглянулся – на пороге гостиной стояла моя невеста.

Елизавету Константиновну нарядили в бледно-розовое платье. Злые языки пренепременно отметят сочетание моих сине-голубых тонов и ее бледно-розовых, мол, гей и лесби женятся, или еще грубее – пидор и ковырялка точнее – шикарный пидор и аскетичная ковырялочка. Платьице у нее скромненькое, обуженная юбка ниже колена, блузка-жакет, перекрась платье из розового в черный, и можно идти на похороны.

– Долго же ты прихорашивалась, дорогая, – я вскинул руку, посмотрел на циферблат стильных мужских часов престижной модели. – Мы не опоздаем?

– Успеем, – она глянула мельком на свои часики, на уродливый, но точный хронометр марки «Победа». – Машины ждут, пойдем вниз.

Как сумел быстро, я похромал к невесте, взял ее под руку калечной лапой, шепнул на ушко: