Старуха была одета в длинное цветастое платье, из-под которого торчало другое, ещё более длинное и ещё более аляповатое. На голове белая кепка-панама, на ногах домашние растоптанные тапочки, на глазах - круглые очки... - Сколько лет, сколько зим, пустой бамбук! - радушно приветствовала она Филиппа, растопырив руки. - Честное слово, как я рада тебя видеть... Никак не пойму, чем мне ты так симпатичен... Целовать я тебя, разумеется, не стану, кровь на тебе, пристанет еще, но видеть рада... Чего не здороваешься, павлин? Весь из себя, весь от Кардена-Версаче-Валентино, на черном БМВ гоняешь, и все благодаря мне, а сам недоволен, бледный какой-то, затруханный... Не годится это никуда, парень... Ручонки дрожат, губы дрожат, волосенки шевелятся... Чего тушуешься, экое верзило кудрявое, а тушуешься, словно баба... Тогда-то не тушевался, в прошлом году, а теперь чего? Плюнь, парень хороший, судьба индейка, жизнь копейка, семи смертям не бывать, одной не миновать, радуйся, пока жив, а подохнешь, другие порадуются...
- Чего вы хотите? - процедил сквозь зубы Филипп.
- Чего хочу? - расхохоталась Сова. - Уморишь ты меня, бамбук... Ты чего хотел, когда на злодейство такое пошел? Денег хотел кружановских, даровых, вот чего ты хотел... И мы их хотим, ясное дело... Только вот что я тебе должна сказать, - вдруг перешла на шепот она. - А ну, пусти в свою шикарную, нельзя о таком на свежем воздухе, а то сглазят...
Филипп словно зомбированный подошел к правой дверце и открыл её. Гримасница влезла в машину и плюхнулась на велюровое кресло. - А ить хорошо у тебя, прохладно... Хороша тачка... Мне бы такую... Подари... - Бери, твоя, - мрачно произнес Филипп, садясь на левое сидение.
При этих словах старуха зашлась в смехе... Ей стало так смешно, что глаза её превратились в маленькие щелочки. Она вся тряслась от смеха словно студень, затем хрипло закашлялась клокочущим кашлем заядлой курильщицы. Филипп почувствовал, что от нелепой старухи пахнет какими-то очень дорогими французскими духами, а на красном её лице густой слой грима. А что же, неудивительно - она играет какую-то роль... Ему бы так суметь сыграть свою...
- Твоя, говорит, - хохотала старуха. - Хотела бы, давно бы моя была... Кстати, я научилась неплохо водить, не поверишь, куда лучше тебя... Нет, бамбучище, такой мелочью ты не отделаешься... Человек ты корыстный и поганый и не привык иметь дело с порядочными людьми... А мудрые посоветовались и решили, что с тебя вообще ничего путевого взять нельзя. Ну женили мы тебя на кружановской дочке, что с того? Ты-то сам кто таков? Что с тебя проку? Ну тачку можно забрать, несколько штук баксов... И все? Посоветовались мы и решили, что ничего с тебя мы брать не будем... Кружанов за тебя ни копейки не заплатит, такого барахла как ты он в день по сотне найдет, любого зятя и папашу своей внучке сыщет... Решили мы, дружище, получить с тебя лишь моральное удовлетворение... Завтра доказательства твоего злодейства будут на столе у прокурора, а к вечеру тебя заберут в цугундер... Вся братва, в заключении находящаяся, разумеется, будет предупреждена о твоем славном прибытии и о тебе там побеспокоятся... Хорошо тебе там будет, уютно, там ты и подумаешь, что в этой окаянной жизни почем...
- Да вы что? - побледнел ещё сильнее Филипп. - Как же так? Я готов на все... Я попрошу у тестя, он даст... Моя жена... Она... Дочка...
- Ишь раскудахтался! - вдруг обозлилась старуха, причем эти слова она произнесла каким-то другим голосом, гораздо более молодым, как будто на какое-то мгновение сбросила с себя маску. - Ты какое такое право имеешь кудахтать? - На её загримированном лице снова появилось обычное глумливое выражение с вытаращенными глазами и приоткрытым ртом. - Ты есть кто такой? А? Ну? Чего молчишь, нелепый? - Сама знаешь, кто я, нечего болтать попусту, - промямлил Филипп. - Дело говори... - Точно, знаю, - согласилась Сова. - Ты злодей... Ты женщину беременную убил. И ответишь за это. Так что права голоса, как все граждане самой великой и самой гуманной страны в мире ты не имеешь... - А что же мне теперь делать?
- Да ничего не делать. Терпеливо ждать своей участи... Можешь покаяться жене, тестю, теще, рассказать о совершенном тобой в октябре прошлого года злодеянии, это уж на твое собственное усмотрение, в твою интимную жизнь никто вмешиваться не собирается. Кстати, не исключено, что всемогущий Кружанов не захочет делать несчастной свою единственную дочь и поможет тебе уйти от заслуженного тобой наказания... Так что, дела твои не так уж и плохи, глядишь, ещё и пошумишь, оглоед...