Час Самайна

— И вы все бросили и примчались сюда, чтобы его увидеть? Вы такая же сумасшедшая, как и я!

— К сожалению, в моей жизни произошли печальные события, и мне захотелось сменить город… Последние пять лет я это часто делаю. — И Женя рассказала о смерти матери и обо всем, что произошло с ней в Петрограде.

— Примите мои соболезнования… Я понимаю, как вам тяжело, но, к сожалению, должна сообщить неприятную новость. Дело в том, что Яков Блюмкин не так давно женился на Татьяне Файнерман, дочери известного толстовца Тенеромо. Семейка еще та… Ее папаша, известный «плодовитый» писатель, в результате шапочного знакомства с Толстым произвел на свет невообразимое количество брошюр и статей. В его честь журналисты даже выражение придумали — «тенеромить». Дочь вся в отца! Отучившись в медицинском, она после замужества почувствовала тягу к искусству, и теперь они с Блюмкиным пытаются заниматься литературой. Блюмкин сейчас в секретариате у Троцкого, особо доверенное лицо, живут у поэта Кусикова.

— А я и не рассчитывала на что-то… Если любишь, живешь этим человеком, ощущая его каждую секунду. Как бы он ни был далеко, мыслями ты всегда рядом. Но он смог летом девятнадцатого года просто уйти, не обернувшись, не попытавшись выяснить, что со мной… А ведь я уехала в Украину ради него, терпела лишения, рисковала жизнью. Когда тяжело раненный лежал в больнице, кормила с ложечки. А он ушел и вычеркнул меня из своей жизни. Во мне все давно перегорело, от прежних чувств остался только уголь. Что я чувствую, узнав о его женитьбе? Только досаду. И понимаю, что письмо он мне отправил, будучи, очевидно, сильно пьян.

— Женя, не переживайте так. Давайте выпьем за любовь! Она не всегда бывает счастливой…

— А я и не переживаю. Что касается любви… Может, по- другому быть не может? Мне что, чувства мои перегорели… А у вас они еще полыхают…

— Да, но мое отношение ко всему преобразилось, именно преобразилось. Я поняла, что в жизни не один Есенин. Что его можно и нужно любить как главное, но любить бескорыстно, не жадной любовью, ожидающей чего-то в ответ, а так, как любишь, к примеру, лес, — не требуя, чтобы он жил, сообразуясь со мной, или был там, где я. Вы меня понимаете?

— Да, но я бы так не смогла.

— Никто из нас не может сказать, что может, что нет. Оставим эмоции, чувства в стороне, поговорим о… Пожалуй, нам пора уже быть на «ты», после того потока душевных страстей, который мы вылили друг на друга. Не возражаешь?

— Нет, Галя, с большим удовольствием.

— Поговорим о тебе. Понимаю, что обратно в Питер тебе в ближайшее время вернуться не захочется. Я права?

— Меня ничего туда не тянет.

— Тебе надо устроиться на работу. Что ты заканчивала, какая у тебя специальность?

— Перед революцией окончила курсы машинисток, работала по специальности в банке. В Киеве была санитаркой, в Институте мозга — ассистенткой, помогала проводить опыты. В Мурмане и в экспедиции приходилось заниматься всем понемногу.

— Перечень длинный, но не впечатляющий. Трудновато будет… Хотя есть идея. Работа с перспективой получить собственное жилье. Пусть нескоро, но если продержишься, то точно… Пойдешь на мое место — я как раз увольняюсь, перехожу в газету «Беднота».

— А что за работа?

— Потребуются рекомендации… Одну дам я, вторую найду, есть кого попросить… В секретариат ГПУ!

— Ты что, работаешь в ВЧК?!

— Пока работаю… Секретарем. Работа очень ответственная, непростая. Между прочим, Блюмкин до секретариата Троцкого работал в ВЧК.

— Мне бы что-нибудь попроще… Что-то не тянет в это учреждение… Уж очень мрачная у него репутация… Извини, Галя, вырвалось.

— Тем не менее, Женя, туда попасть непросто. Рекомендуя тебя, я очень рискую, ведь в случае чего мне придется нести за тебя ответственность… Там рекомендация — очень серьезное дело. Впрочем, как хочешь… Поищем тебе другую работу, но сразу скажу, это будет сложно. Жить будешь здесь. Видишь, какие у меня хоромы — целых две комнаты!

— Это ты в ГПУ получила?

— Они распределением квартир не занимаются, но подобные вопросы для своих сотрудников решают быстрее, чем в других учреждениях.

— Галя, я подумаю, но, скорее всего откажусь. Не хочется мне там работать.

— 17 —

Через месяц Женя уже работала в ГПУ секретарем, а Галя перешла в редакцию газеты «Беднота». Впрочем, ничем страшным и опасным заниматься ей не приходилось. Печатала на машинке, как в любом другом учреждении, только эта информация была секретной, и в случае чего Женю могли привлечь за ее разглашение. Жила у Гали. Часто ходили в кафе «Стойло Пегаса» на выступления поэтов-имажинистов.

Было в Гале что-то необычное. То тихая и скромная, а то найдет на нее — и такое порой вытворяет… Однажды, не предупредив, она затащила Женю на квартиру к Якову Блюмкину. Зашли большой «поэтической» компанией, и Блюмкин не сразу разглядел Женю. Надо отдать ему должное, когда узнал, то по-приятельски кивнул и спросил:

— Как дела, Женя? Давно здесь?