Час рыси

Скоро, очень скоро Константин Николаевич уже работал в фирме под началом Евграфова, и не где-то в филиале, а непосредственно в центральном офисе. И лично Евграфов частенько просил его сопроводить в магазин или в бассейн свою скучающую супругу. Жену Евграфов любил больше всего на свете, можно смело сказать — он ее боготворил, что поначалу до ужаса пугало красавчика Константина. Но шло время, и он выяснил малоприятный, однако несколько успокаивающий факт: о слабости мадам Евграфовой «на передок» знали все служащие штаб-квартиры финансово-промышленной империи господина Евграфова, кроме него самого. И никто не спешил открыть глаза рогатому супругу, все обоснованно боялись его гнева — ведь любящий мужчина глуп и слеп, достаточно вспомнить исторический анекдот про Клеопатру, чья ночь покупалась ценою жизни. Сколько самцов потеряли головы (в буквальном смысле), охваченные трепетным чувством к египетской царице! И ведь ей, суке коронованной, это нравилось! Просто не баба, а какой-то сексуально-доисторический доктор Геббельс. Надо полагать, на прием к фашиствующей царице приходили не только выжившие из ума старички, а уж легенду эту (если, конечно, вся эта история — легенда) сочинили и подавно мужи исключительно разумные — в назидание братьям по полу.

Удовлетворяя Клеопатру московского розлива, Костя не терял бдительности и изо всех сил старался приблизиться к «самому». Методом ювелирных проб и мелких, никому не заметных ошибок он сумел-таки нащупать нежную струнку в душе босса и мастерски на ней сыграть. У Евграфова не было детей, и умница Костик тихонечко, исподволь будил в его властной натуре незадействованные отцовские чувства, естественное мужское чадолюбие, активно выдвигая себя на роль единственного и обожаемого чада. Поначалу Вадим Борисович попросту не замечал деловито снующего по коридорам офиса паренька, а заметив недельки через три, с удивлением обнаружил, что этот парнишка ему нравится. Ему было приятно, когда юноша, робея, входил в начальственный кабинет с лентой факса в руках, приятен был его восхищенный взгляд, чистый детский голос... Короче — дело было сделано! Семя упало в благодатную почву, пустило корешки внимания и прорастало зелеными ростками симпатии. Первый плод семечко дало удивительно скоро, Месяца через полтора после зачисления Константина на службу его всемогущий начальник неожиданно для себя подумал: «А ведь и я был когда-то таким же простецким, симпатичным пареньком». Так Константин Николаевич Поваров, молодой человек с незаконченным высшим (точнее, с начальным высшим образованием), волей своего босса был введен в ближний круг. И неважно, что на шестых ролях: козырная шестерка из колоды Графа стоила козырного туза иных наркобаронов и равнялась по значимости иным королям малогабаритных европейских монархий. (Последнее сравнение, кстати, далеко не случайно: финансовая империя Евграфова ворочала капиталами, вполне сопоставимыми с годовым бюджетом какого-нибудь там княжества Люксембург или Лихтенштейн).

В конечном итоге, во главе сложных структур сплошь и рядом стоят личности случайные, так или иначе выброшенные волнами судьбы на капитанский мостик в непосредственной (а подчас и опасной) близости с рулевым колесом. Недаром же в Средние века сочинили столько сказок про шутов у трона. Впрочем, в вотчине Евграфова дела обстояли несколько иначе. Действительно приближенных было четверо, а случайных среди них — всего двое, что редкость. На последнем месте в толчее у графского трона стоял, разумеется, мальчик Костя. Позицию рангом выше занимал личный секретарь Евграфова, тридцатисемилетний Владимир Владимирович Лыжиков, с радостным оскалом откликавшийся на Вову, ни дать ни взять управляющий барскими имениями — худенький, дохленький, маленький, с крысиными глазками и редкими набриалиненными волосиками. Совсем не походили на Вову два других неслучайных господина. Эти очень уверенно сидели на тронных подлокотниках. С ними Граф работал рука об руку с одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Они вместе дебютировали в большом бизнесе, и в ту пору в триумвирате царила полная взаимозаменяемость. Позже сама жизнь расставила их по своим местам. Если проводить аналогии с госструктурами, то Евграфов стал президентом, шестидесятилетний (на момент знакомства с Костей) бугай Тимофей Иванович Пауков занял пост министра финансов, а их более молодой товарищ сорока двух лет (столько ему стукнуло, когда в фирме появился Костя), Антон Александрович Шопов, принял на себя обязанности силовика. Впрочем, разделение обязанностей между двумя вторыми лицами было весьма условным (ведь и в государстве подчас силовики интересуются финансами, а финансисты создают силовые структуры).