Час разлуки

Щадя Алену, Алексей ее и растлевал: не хотел ребенка, не хотел, чтобы она служила, — хватит, постояла четыре года за прилавком в ГУМе! И с наступлением лета повез ее на Оку, в Тарусу. Они прихватили с собой и Соса, который с непривычной кротостью вел себя, пока они ехали в электричке до Серпухова и потом в автобусе до самой Тарусы.

Еще ловилась в Оке стерлядка, еще стоял густой синей стеной лес на другой стороне реки до Разбойничьей пещеры, еще висела на калитке у низкого, скрытого зеленью дома непременная бумажка, где было напечатано:

К. Г. ПАУСТОВСКИЙ БОЛЕН И НИКОГО НЕ ПРИНИМАЕТ

В местной библиотеке на самом видном месте стоял шеститомник Паустовского. Пожилая заведующая, благоговея, сказала Алексею:

— О н и  к нам заходят…

За копейки Алексей снял хорошую комнату на самом берегу Оки. Правду сказать, и эти гроши могли подорвать их тощий бюджет, но он наивно рассчитывал на небольшой гонорар из журнала «Октябрь».

Соседний дом принадлежал переводчице, коротконогой, ярко-рыжей, похожей на хорошо сваренного и вставшего на хвост рака. Они с Аленой сидели у нее, пили чай с земляникой и слушали страничку ее перевода из нового английского романа. Прибежала хозяйка: Сос успел задушить нескольких цыплят. С тех пор они брали его с собой — в долгие прогулки на другую сторону Оки.

…Они бежали бескрайним полем, приминая высокую траву, а бедный Сос, потеряв их из виду, принялся, словно кенгуру, подскакивать на сильных задних лапах. Увидев, где они, он стремглав нагонял их, а они снова убегали. Алексей остановился, обернулся к Алене, которая в своем легком дешевом платьице набегала на него, раскинул руки и прижал, чувствуя, как бьется под платьицем ее сердце.

Неужели все это было с ним? Неужели речь идет не о каком-то другом, чужом человеке, историю которого он подслушал или прочитал?..

Когда они возвращались, разомлевшие от зноя, солнца, запахов цветов и трав, переводчица встретила их у дома и всплеснула клешнями:

— Бог мой! Какая красавица! Да как же она пошла за вас!

Через неделю деньги кончились, а гонорар все не высылали. Они забрали из библиотеки крошечный залог и перешли на молоко с черным хлебом. А потом Алексей засобирался в Москву. Алена с Сосом проводила его до Серпухова и, когда электричка дала сигнал, заплакала:

— Я одна не останусь…

Она прыгнула с Сосом в тамбур и, пока поезд набирал скорость, прижалась к Алексею, прошептала:

— Я, кажется, беременна…

9

Теперь Алексей не прятал, как раньше, телефон в холодильник, а постоянно держал его при себе, у тахты: а вдруг она позвонит, попросит прощенья, вернется? С каждым днем он мучился все сильнее, все острее ощущал, как прочно, намертво срослись они за тринадцать лет брака. Он стал более суеверным, раскладывал пасьянсы, верил в сны. После легкого сердечного приступа — невроз, стал принимать седуксен, отчего сны сделались долгими, добрыми. «Я вернулась! — говорила Алена. — Ты рад? Ты улыбаешься? Ты счастлив?» Он обнял ее, мягкую и покорную, и проснулся в слезах… Да, он стал слезлив, часто вечерами, сидя перед телевизором, чувствовал, как начинало щипать в носу, когда фильм кончался благополучно. Происходили в нем и другие перемены. С детства Алексей боялся одиночества, темноты, хотя стыдился в том признаться. Когда Алена уезжала в редкие командировки, иной раз не спал до рассвета. А теперь детская фобия вылетела из него разом. Ночами он продумывал тысячи способов, как найти, вернуть Алену, днем надоедал Тимохину и Гурушкину, жалевшим его. А Смехачев при встрече сказал:

— Ты должен радоваться, что получил свободу после тринадцатилетнего одиночного заключения!

Как раз теперь он чувствовал себя в одиночном заключении, хоть и старался держаться на людях.

Однажды ему позвонил знакомый священник, посочувствовавший его несчастью.

— Отец Иоанн! — сказал Алексей. — А вы не могли бы попросить бога, чтобы он вернул Алену?

Помолчав, священник отозвался:

— Что ж, я приду… но что я могу? Я могу лишь отслужить молебен о возвращении блудной жены…

Отец Иоанн — жесткая черная шевелюра, кроткие глаза, смоляная борода, — явился в черном цивильном костюме, и только маленький крестик в петлице указывал на его сан. С того момента, как он вошел, принялся что-то раскладывать, попросил миску для воды, Алексей уже ничего не видел от слез.

Отец Иоанн ходил по комнатам с книжкой и крестом, что-то напевая и кропя углы водой, а за ним тенью следовал Алексей, плакал и целовал ему руки.

От вознаграждения отец Иоанн отказался. Они сидели на кухне и пили шампанское.

— Теперь вы не должны ничего предпринимать, — говорил отец Иоанн. — Ее судьба в руках божьих, и только от бога зависит, вернется она или нет…

После двух бокалов он захмелел и потребовал выпить на брудершафт.

— Не смею, отец Иоанн, — лепетал Алексей.

Но все же они выпили, поцеловались, а затем Алексей проводил священника.

Когда он вернулся, в квартире зазвонил телефон.

— Алеша! — странным и чужим голосом сказала  о н а. — Это я. Мне нужно зайти, забрать кое-какие вещи…

10