Час разлуки

Алексей решил шикнуть на все двести наличных и повез ее в ресторан «Речной вокзал», где сам никогда не бывал, а только слышал от Храпова. В пути, когда машина летела просторным Ленинградским проспектом, постарался расшевелить Алену рассказами, но все время натыкался на какую-то стену. Обычного ответного зажигания не получалось. Алена внимательно слушала, как казалось ему, остроумные истории об Институте изящной словесности, о профессорах и аспирантах и бесстрастно молчала. Потом, уже в замужестве, объяснила: «Я все думала: чего это ты расхвастался!»

В ресторан, на бельэтаж здания со шпилем, знакомого по открыткам и конфетным коробкам, Алексей ввел свою спутницу, скрывая робость. Но зал был полупустым, официанты — предупредительны, а цены на икру, балык, семгу, крабы оказались не такими уж страшными, и наш герой несколько осмелел. Он заказал к обеду бутылку белого грузинского вина «Гурджаани», снова начал шутить и уже дважды вызвал улыбку на Аленином лице.

Отобедав, они спустились по широкой лестнице к воде. Москва-река сверкала и переливалась под солнцем, несла белые речные трамвайчики, буксиры с пузатыми баржами, быстрые, оперенные парусами яхты. Алена легко шла вдоль берега к зелени парка, и Алексей, поспешая за ней, с радостью чувствовал, что ей хорошо, приятно. Но едва она поравнялась с кустами, прямо из глубины их не вышел, а вывалился здоровенный верзила в тельнике и стареньких флотских брюках. Лиловые наколки бежали по его бугристым от тугих мышц рукам, расползаясь диковинными узорами по груди, открытой широким вырезом. Лицо его, сильное, загорелое, было спокойно-наглым.

— Молодой человек! — хрипловатым баском сказал верзила. — Вы разрешите мне поговорить с вашей девушкой?

Он произнес эти слова тоном, не оставляющим сомнения в том, что ответ молодого человека ему совершенно безразличен. Алексей даже рта не успел раскрыть, как Алена сухо и внятно ответила за него:

— Это не молодой человек, а мой муж. А я его жена!

Простая ее фраза неожиданно для Алексея оказала на верзилу волшебное действие. Он начал даже кланяться, растерянно приговаривая:

— Извините, девушка… Извините, молодой человек…

Алена взяла Алексея под руку, лицо ее вдруг зацвело красными пятнами, и она глухо сказала:

— Как я их всех ненавижу…

— Кого — их? — не понял он.

— Шпану, хулиганов… Всех! Сколько этого добра у нас на Зацепе. Если бы ты знал!

«Она сказала мне «ты!» — обрадовался Алексей. Неприятный осадок от злобы на себя за свое бессилие и беспомощность постепенно исчезал.

Они сидели на скамейке, укрытой кустами. Алексей сбоку глядел на Алену, на ее нежный очерк щеки, на милую родинку у подбородка, видел ее чистые, загадочно мерцающие глаза.

Он тихо коснулся ее плеча, стал гладить его. Алена не отстранилась. Тогда, осмелев, он правой рукой взял ее руку, а левую положил ей на затылок и, повернув к себе лицо, крепко поцеловал в пухлый рот. Она и тогда не отодвинулась. Только по щеке поползла одна слеза, другая, третья.

Алексей испуганно спросил:

— Да что с тобой?

Она закрыла руками лицо и, всхлипывая, насилу проговорила:

— Всем вам… нужно только одно…

Он почувствовал, какую-то надломленность в ее женском существе, понял, как легко и безнаказанно можно обидеть Алену. Но что сделать, сказать, чтобы успокоить ее, не знал. Они долго молчали.

— А кто этот художник? Который учит тебя рисунку? — спросил он наконец.

— Радик? Просто милый мальчик, — ответила Алена дрожащим голоском. — Его отец, знаешь, народный артист. В Вахтанговском театре. Сам он тоже там работает. Декоратором… — Она улыбнулась. — Ой, дождь!

В самом деле, внезапно, среди ясного неба, брызнул веселый майский дождик. Да какой дружный! Алена вскочила, подала Алексею руку, и они бросились искать укрытие. И оно появилось перед ними в конце аллеи — изящный, с явными архитектурными излишествами павильон, в который архитектор, видимо, вложил всю свою нерастраченную фантазию. Алексей застеснялся, остановился, удерживая Алену…

Через два дня, встретившись с ним на прежнем месте, Алена сказала, что уезжает в ГДР. Ей предложили маленькую роль в советско-германском фильме. Она отдала Алексею квитанцию в фотоателье взять снимки, которые ей заказал режиссер, но которые теперь не понадобятся: оказалось достаточно первой пробы.

— Я напишу тебе сама.

А еще через месяц, в течение которого Алексей каждый день думал о ней, он столкнулся с Аленой на улице Кирова. Похудевшая, строгая, в темных очках, она шла с пожилым мужчиной, уверенным, в прекрасном летнем костюме, и что-то оживленно говорила ему. От злобы, ревности, бессилия Алексей закрутился на одном месте.

— Это был отец Радика… Я тут же вернулась, но тебя не было… — сказала она ему потом.

Да, он, сам не понимая почему, свернул в первый переулок и долго бессмысленно ходил по нему. Ходил и повторял себе, что больше никогда, ни за что не увидится с этой коварной особой.

2