Час пробил

— Бобби, дайте мне…

Не успел усач сформулировать просьбу, как сумрачный Бобби, наверное, тот, кто решил разводиться во что бы то

пи стало, протянул пузырек с какой-то жидкостью. Усач смочил ватный тампон и тщательно протер ладонь левой руки Харта. Потом взял какое-то приспособление и прижал его к ладони пружинами.

«Сейчас начнется, — решил Харт. — Плевать». Он первый раз подвергался такой процедуре, но знал, что измерять будут три физиологических параметра. Пахнущий покрышками шланг фиксирует изменения в ритме дыхания, манжета на ноге — давление крови и прижатый пружинами датчик — изменения потоотделения.

— Включите ленты, — скомандовал усач. Что-то щелкнуло, и бумажные ленты поползли. — Выключите, все в порядке.

Ленты застыли. Усатый отошел от Харта. По-видимому, кто-то двинул реостатный выключатель, в комнате становилось все темнее, ярче загорелись лампочки на панелях приборов. Перед собой Харт видел три оранжевых световых пятна, все остальное погрузилось во тьму.

Сзади голос «лжесвидетеля», ставший металлическим, произнес:

— Лгать не имеет смысла. На вопросы отвечать только «да» или «нет». Начали.

«Я вам отвечу, сволочи, — сказал себе Харт. — Я за все отвечу».

— Вы поняли: отвечать нужно лишь «да» или «нет»?

Они были в комнате, где располагалась коллекция музыкальных инструментов. Расстроенный Лоу сидел на полу, скрестив по-турецки ноги. Элеонора примостилась на низеньком пуфике.

— Наши отношения заходят в тупик?

/ Она ничего не ответила. Нет смысла отвечать на такие вопросы: как ни отвечай, отношения, зашедшие в тупик, вряд ли выберутся оттуда.

— Не знаю, чего ты от меня хочешь? Может, я что-то делаю не так? Скажи!

— Это скандал? — она расправила складки на юбке и потянула ее вниз.

— Упаси бог.

Из открытого окна доносилось тарахтенье моторчика: Пит стриг траву, едкий запах срезанной зелени проникал в комнату. Мотор затарахтел сильнее, зачихал и заглох. Элеоноре послышалась приглушенная брань садовника.

Большая, яркой расцветки бабочка села на плоскую крышку ритуальйого барабана и сразу стала неотъемлемо!! частью его украшений. Лоу ударил' кулаком по полу, бабочка вспорхнула.

— Какая красивая.

— Ты — очень.

— Бабочка.

— Вечно у тебя в голове какая-то ерунда. — Лоу обнял ее ноги.

— Так кажется мужчинам, а это вовсе не ерунда. Бабочка красива, а прекрасное дает человеку силы. — Опа провела ладонью по его волосам. — Зря так нервничаешь, тебе вредно, — и прикусила губу, сообразив, что напомнила ему о тяжелом недавнем потрясении. — Я ничего особенного от тебя не хочу. Все мужчины уверены: каждая женщина, что бы она ни говорила, обязательно вынашивает далеко, идущие планы. Видит — бог, меня это не касается. Я только хочу — иногда — разговаривать с тобой, приезжать — время от времени — и все. Немного, а?

Лоу уткнулся головой в ее колени. Волосы на макушке росли у него в разные стороны, кожа в этом месте просвечивала синеватой белизной.

— Самое смешное, — заметила Элеонора, — что после всех событий последнего времени мне не сделалось яснее, кто же и, главное, почему покушался на тебя? Я уже не говорю о том — как?

Лоу вытянул ноги, майка не закрывала узкой полосы живота, по которому бежала дорожка из светлых пушистых волосков.

— Оставь это дело, оставь! Я не хочу потерять тебя…

— У-у! Какие мы благородные, — Элеонора чмокнула его в лоб и поправила майку, — смотри, пупок надорвешь, а без него…

Она поднялась, сделала несколько шагов к окну и перегнулась через подоконник, высматривая садовника с его машинкой, потом резко повернулась:

— Мне никак не удавалось припереть Харта. Сейчас, кажется, появился шанс. Он безусловно что-то знает, но молчит. Ему есть чего бояться. Барнс, затем Розенталь. Ужас! Конечно, Харт тяжелый, грубый человек, но в нем есть что-то подкупающее, и потом, он — единственное связующее звено между мной и теми, кто ведет игру, так мне кажется. — Она снова села на пуфик. Захотелось кофе. Но в осуществление второго варианта Лоу рассчитал служанку Лиззи, а новой еще не нанял. Самой возиться было лень.

— Какой шанс ты имела в виду? — Дэвид погладил ее колено.

— Вчера мне позвонил Марио Лиджо из Италии. Он предложил встретиться и рассказать кое-что — о Харте, как я полагаю. Лиджо слишком быстро исчез из города, и ваша полиция вела себя довольно странно в тот период. Показания Лиджо — это уже нечто. Имея на руках конкретную информацию, я загоню Харта в угол, и тогда он выведет меня на… Ой! — остановившимся взглядом она смотрела за спину Дэвида.

Лоу кошкой метнулся в угол, и вмиг его «манлихер» обращен к окну. Там никого не было. Мирно синело небо. А на низком подоконнике дорогой искусной инкрустацией впечаталась бабочка. Крылья ее вздрагивали от дуновения ветра, тоненькие черные усики вибрировали. Лоу смущенно кашлянул, ставя на место винтовку.

Элеонора уже не смотрела на бабочку. Вообще никуда не смотрела. Она запрокинула назад голову, прикрыла веки, а губы скривились не то усмешкой, не то страданием.

Дэвид подошел, сжал ее плечи, отпустил.

— Неужели поедешь в Италию?

Она сглотнула, не размыкая век.