Час пробил

После купания настроение магически меняется. Мне все нравится, особенно я нравлюсь себе, а это не просто. Далеко не безупречная фигура, правда ни одного шрама. Мне даже аппендикс не вырезали. А жаль. Уж лучше бы вырезали, если написано на роду, что надо вырезать. А вдруг не написано? Тогда другое дело. Но затягивать — не надо. Возьмите корь. Для малыша — не так страшно, а для взрослого человека вроде меня может кончиться весьма печально. Все надо делать вовремя. Это большое искусство. Все болеют корью— и ты болеешь, все свинкой — и ты, всем вырезали — и тебе. В противном случае — дело дрянь. Все гуляют, а у тебя корь. Или, еще хуже, вы собираетесь отдыхать — как вот я — с молодой, преданной до поры до времени обожательницей, а вам аппендикс вырезают. А перед тем как вырезать, анализы сделали, и тут пошло-поехало. Ба! Да у него нулевая кислотность. Может, вы не знаете, чем это пахнет? Ба! Да у него лейкоцитов за двадцать тысяч. Может, вы не знаете, чем и это пахнет? Ба! Да как он вообще-то до сих пор ноги таскал?

— Ты больше не злой? Больше не будешь говорить со мной так, что у меня сердце екает?

— Сегодня не буду.

Я привлекаю ее к себе. Мир восстановлен. Мне делается легко и хорошо. Враждовать ужасно глупо. Сейчас мне ка—

жегся, это так просто понять. А минут десять назад, до купания, все мудрецы мира не смогли бы разубедить меня в обратном.

О ДАЛЬНЕЙШИХ СОБЫТИЯХ 10 ИЮЛЯ 1980 ГОДА

— А дальше что? Что было дальше?

— Я проснулась, обычно я сплю крепко, часа в три ночи раздался страшный крик. Утробный. Я обезумела от ужаса: такого я никогда не слышала. Пойти одной в его комнату было страшно. Все же я пошла. Потом прогремел выстрел.

— Дальше, дальше, не тяните.

— Он лежал на кровати, одеяло валялось рядом, на полу — ружье. Я включила свет. Закричала. «Что с вами? Что с вами?» — повторяла я. Он молчал и только делал странные движения губами.

— Что значит странные?

— Ну, понимаете, как будто он хотел что-то сказать, но не мог. Только потом обратила внимание на его лицо — деревянное, перекошенное. Левый глаз неестественно выпучен. Понимаете? Руки лежали как плети, вытянутые вдоль тела.

— Вы сразу вызвали врача?

— Нет. Минут десять стояла на коленях у его кровати и шептала: «Что мне делать? Что мне делать?» Хозяин в упор смотрел на меня. Его вылезший глаз я никогда не забуду. Он жил самостоятельно. Хозяин хотел что-то сказать взглядом, но я не понимала — что.

Диалог происходит утром. В доме очень богатого человека. Много, солнца, день обещает быть знойным. Служанка рассказывает частному детективу о том, что произошло сегодня ночью в их доме. Она волнуется: ей никогда не приходилось беседовать с детективами.

— С вечера мы были одни. Хозяин часто запирается у себя и читает, наверное. Может, еще что делает — не знаю. Я стараюсь не заходить к нему, если нет причины. Сначала я была на кухне. Потом он попросил чего-нибудь выпить. Я принесла коньяк.

— Как он выглядел?

— Обычный коньяк.

— Я про хозяина.

Служанка нервничает.

— Извините. Не поняла. Да как обычно.

— Волновался? Стоял или сидел, когда вы пришли с коньяком?

— Сидел. — Служанка добросовестно роется в памяти. — Он сидел и смотрел па телефон.

— Телефон вечером звонил?

— Не помню точно. По-моему, нет, но точно не скажу… Кухня довольно далеко, я могла не услышать.

— Он что-нибудь сказал вам или спросил о чем-нибудь?

— Нет, ничего. Все как обычно. Взял коньяк с подноса, долго рассматривал рюмку, крутил ее по-всякому. Я даже спросила!: «Что-то не так?» Он посмотрел на меня с усмешкой. Он мог так странно улыбаться, как будто по-доброму, а па самом деле…

— А на самом деле?

— Хозяин всегда был добр ко мне, но вообще говорили, что он не очень…