Час полнолуния

Короче — к четвёртому мая силы у меня кончились. Плюс к физическому дискомфорту добавился и душевный. Подрядчик оказался парнем обязательным и шустрым, потому до праздников успел завезти кучу строительного материала, который выгрузил на участке. Что-то было убрано в сарай, а что-то просто лежало под старыми яблонями, прикрытое непромокающей пленкой, совершенно не оживляя пейзаж.

Раньше сидение на крылечке доставляло мне радость, а теперь напоминало о том, что скоро здесь застучат молотки и все покроется отходами строительства, всякими щепками, гнутыми гвоздями и обрезками сайдинга.

Ремонт нужен, кто спорит. Но как это хлопотно…

— Давай, хозяин, — Родька, вышел из дома и сунул мне под нос железную кружку, от которой шел на редкость вонючий запах. — Пей.

— Это обязательно? — скривился я, с сомнением поглядев на коричневую неаппетитную жижу.

— Если хочешь дальше с соплями да кашлем ходить — нет, — ответил Родька. — А коли наоборот — так да. Тебе решать.

Я сделал первый глоток и скривился. Отрава еще та, даже не знаю, с чем сравнить. Наверное, таковы на вкус старые вонючие носки, смешанные с пищевой содой. Ей богу, лучше бы не поленился и сам себе лекарство сварил.

— Пей! — грозно насупился Родька. — Здоровье — первое дело! Весна пришла, а ты в соплях весь!

Много он все-таки воли взял, много. С другой стороны — заботится обо мне, это где-то даже трогательно. Эдакое ми-ми-ми. Тьфу, ну какая же гадость!

А вот с третьим глотком ерунда вышла. Закашлявшись, выплюнул я было выпитую жидкость прямо на крыльцо. Но дело было не во вкусе отвара, а в том, что я увидел.

Змея. Длиннющая и толстая гадюка, самодовольно расположившаяся прямо на дорожке, ведущей к дому, поднявшая голову и смотрящая на нас немигающим взглядом.

— Хозя-я-яин! — укоризненно протянул было мой слуга, но тут тоже заметил рептилию и уже с другими интонациями взвизгнул: — Ай, хозяин, змеюка!

Острые коготки ловко пробежали по моей спине, и мгновением позже мех Родьки уже щекотал мой затылок. Смелый и отважный слуга спрятался за мою спину.

— Чего ей нужно? — проныл он жалобно мне прямо в ухо. — Прогони ее!

— Прогони, — проворчал я, не сводя глаз с пресмыкающегося, которое, казалось, улыбалось, глядя на нас, и время от времени выпускало жало. — Легко сказать. Откуда она вообще взялась? Я сколько в лесу был, змей ни разу не видел.

— А ну брысь отседова! — на крыльцо выскочил Антип, держащий в руках ухват. — Куды приперлася? Чего тебе тут надо? Кыш, я говорю!

Змея не стала дожидаться разъяренного домового, и шустро скрылась в траве, которая своим колыханием показала, что путь рептилии лежит к забору.

— Ишь! — недовольно проворчал Антип, оперся на ухват и укоризненно глянул на Родьку. — Что ж ты, защитник? А коли я бы не заметил, а та паскудина хозяина куснула? Весенний гадючий яд злой, он к сердцу дорогу быстро торит.

— Чего орешь? — возмущенно заверещал Родька, так и не покинувший мою спину. — Тебе ли не знать, что я ничего, кроме змеюк, не боюсь! Кабы тут какая другая вражина обнаружилась — у-у-у-у, как я ее! Но эти, в чешуйках… Бррррр!

И тут он выкинул совсем уж непонятную вещь. Залился слезами и что-то жалобно забормотал.

— Забыл, — сказал мне Антип, подходя поближе. — Верно, есть такое. Боится он змей. Его первого хозяина в яму с ними бросили, а он, как и положено, за ним последовал. Куда ведьмак, туда слуга, закон таков. А после яму ту крышкой закрыли, и провел Родион в ней неделю, пока ученик бывшего хозяина из темницы не сбег и за телом учителя не пришел. Яд Родиона не берет, вестимо, но в темноте, да с этими тварями, поди невесело столько времени провести.

Да уж. Такое испытание никакая психика не выдержит. А я его тогда на удава посылал охотиться с подъездным. Вот он, бедолага, небось натерпелся!

— Надо будет ребятам заплатить, — посмотрел я на траву у забора. — Пусть покосят все. А потом я косилку самоходную куплю, и сам время от времени буду траву стричь. Я ж теперь в те дебри лезть просто так побоюсь.

— Уползла она, — заверил меня Антип. — Верно говорю. Ладно, пошли чай пить. Первое дело после того, как обомрешь — чай с мелиссой да мятой!

— И лимоном, — всхлипнул Родька. — И печенюшками!

— Может, ее бабка Дарья прислала? — предположил я, глядя на дома, виднеющиеся за нашим забором. — Чтобы нервишки мне потрепать?

— Ведьма — змею? — недоуменно глянул на меня домовой. — Да ты спятил, хозяин! Ни одна шипучка клыкастая ей служить не станет, так с давних пор повелось. Змеи — Семаргловы дети, а он ведуний не жаловал. Нет, не жаловал. Дети родителей завсегда почитать должны, вот и змеи этих баб сторонятся, хоть столько веков прошло. А ежели какая из ведьм змею пришибет случаем, или, того хуже, по умыслу, так ей лучше сразу самой себя в избе спалить. Не будет ей прощения от ползучего племени, не успокоятся они до той поры, пока в гроб убийцу не сведут. Так что — даже не думай на Дарью. Не ее это проделки.

— И отвар допей, — размазывая слезы по мохнатой мордочке, велел Родька. — Чай — чаем, а лечиться надо.