– Жалко Поля, – не кривя душой, сообщил я ей. Правда жалко. Паршивая смерть, Соломину не пожелаешь. – Еще один сгорел на работе. Что дальше?
– Коллеги синеглазого бедолаги здорово разозлились, и устроили историческую реконструкцию «Варфоломеевской ночи». Перебили пяток-другой вудуистских жрецов, разорили алтари, но вот нашего друга упустили. Улизнул колдун в последний момент.
– К родным березам или еще куда? – уточнил я. – Это выяснили?
– В Чехию подался, – не стала томить меня в неведении Женька. – Он из «Орли» вылетал, пробили информацию. Чуть-чуть опоздали, рейс уже тю-тю. И не развернешь его никак, этот красавец не в списках Интерпола, то есть оснований на подобные меры нет. Это у нас все решают связи, у них там все строже. А в Праге наших нет. Точнее – вроде бы есть, но с остальными они не общаются, и с просьбой к ним не обратиться. У нас тоже все не очень просто.
– Чехия к нам ближе, чем Франция, – опечалился я. – Стало быть, скоро заявится.
– Непременно, но не прямо завтра, – авторитетно заявила Мезенцева. – Это не моя точка зрения, так Ровнин с тетей Пашей рассудили. Он же туда не просто так сквозанул, а с определенной целью.
– А если поконкретней? – попросил я.
– Хреновый ты ведьмак, Смолин, – обличительно произнесла девушка. – Не мне тебе подобное объяснять нужно, а наоборот. В ночь с тридцатого апреля на первое мая что происходит?
– Что? – начиная злиться, переспросил я. – Ну не знаю, не знаю! Не тяни уже.
– «Ведьмин круг» в Чехии в эту ночь проходит, – с удовольствием добила меня Женька. – Не слышал? Даже не удивлена. Пыль в глаза пускать ты мастер, а как до дела дойдет…
– Хозяин, если ей по башке молотком сильно вдарить сзади, то она точно помрет, – посоветовал из-под раковины Родька. – А тело ейное я сам опосля в ванной разделаю, в пакеты разложу и потихоньку в четырнадцатый дом перетаскаю, к мусоропроводам. Один пакетик в первый подъезд, другой – во второй, и так далее. Я по телевизеру про такое смотрел. В «Дежурной части».
– Он не шутит, – показал я пальцем на мойку. – И мне начинает казаться, что в его словах есть некий смысл.
– В Чехии этот день называют «Ведьмин круг». – Женька, похоже поняла, что заигралась, и немного сменила тон. – А в Германии он известен как «Вальпургиева ночь». Сообразил?
– Ага, – кивнул я. – Только одно неясно – почему Чехия? Отчего не Германия?
– Поверь, по ряду параметров Чехия немцев бьет только так. Спорный вопрос, где черные традиции и искусства мощнее укоренились. И Ровнин того же мнения.
– Значит, май, – потер подбородок я. – Хрен редьки не слаще, он уже на носу.
– Начало июня, – уточнила Женька. – Первого июня «Русалий день», этот праздник колдуну как гвоздь в пятку. А вот потом – жди гостя дорогого. Его время наступит.
– Поглядим еще, – приободрился я, мысленно завязывая узелок на предмет уточнения, что это за праздник такой справляется в день защиты детей. – До лета много воды утечет.
Собственно, после этого ужин закончился, вечер стал чуть более томным, а после Женька уснула.
И мне пора последовать ее примеру да вздремнуть немного. Ну как в ночи у меня дверь начнут с петель снимать крепкие ребята из охраны семейства Ряжских? Фиг выспишься тогда! Внутрь они попадут вряд ли, но шума наделают немало.
Хотя – маловероятно. Ольга Михайловна уже пришла в себя, и если до сих пор добрый молодец Алеша сотоварищи не нарисовался, то, скорее всего, ждать его не стоит.
А вот завтра, на службе…
Что будет завтра я додумать не успел, провалившись в серое марево сна. Точнее – не-сна. Так обычно случалось, когда меня заносило в то место, которого нет.
Ну да, все как всегда. Я снова в Нави, той, которую до сих пор в глубине души побаиваюсь и в которую одновременно с этим уже месяц хочу попасть. Я стою лицом к терему, а за спиной тихо плещет волной река Смородина.
Правда, сегодня как-то совсем тихо.
Обернувшись, я тихонько присвистнул и потер глаза.
Туман. Да какой туман? Туманище. Вся река словно белой шапкой накрылась, противоположного берега не видать. Чудно, никогда здесь подобного не видал. Нет в этих местах природных явлений, точнее, до сего момента не имелось. Небо без звезд и облаков, воздух не холодный и не теплый, про ветер, дождь и снег я вообще молчу.
А тут – на тебе.
Вывод можно сделать только один – оживает, выходит, Навь. Потихоньку, помаленьку – оживает. Или наоборот – она и не засыпала, безжизненным являлся только этот уголок, в котором спала-почивала богиня Морана. А теперь она разбужена, и то, что обитает за рекой Смородиной, это учуяло.
И что-то мне подсказывает, что второй вариант наиболее верный.
Я еще раз глянул на туман, после поднялся на крыльцо терема, по привычке поскреб подошвами ботинок о доски пола, вроде как ноги вытер, и постучался в дверь.
– Заходи, гость желанный, – донесся до меня голос Мораны. – Не стой у порога.
Я глубоко вздохнул и дернул дверную ручку на себя.
Глава девятая
Вот всякий раз, заходя в этот дом, начинаю терзаться одним и тем же вопросом – как приветствовать ту, что в нем обитает?