Час ночи. Повести

Допрос некоторое время продолжался в том же духе: Сердюк охотно, даже подобострастно рассказывал то, что и так было известно, и осторожно обходил скользкие места. Цветков задавал вопросы деловито, спокойно и так же спокойно, почти равнодушно выслушивал ответы. Свиридов пытался было прикрикнуть на Сердюка, но тот каждый раз делал вид, что теряется и не знает, что отвечать от испуга.

- Ладно, Сердюк, - сказал, наконец, Цветков. - У нас еще разговоров будет много. Все переберем, все вспомним. Раз уж нам встретиться довелось.

Сердюк поспешно согласился.

- Чувствую, гражданин следователь. Очень даже. И потому размышлять начинаю.

- Во-во. Лучше поздно, чем никогда, - согласился Цветков. - Размышляйте. А пока скажите, зачем вчера на дачу к вам девушка приезжала?

На лице Сердюка отразилось такое удивление, что Цветков с сомнением подумал: «Горина не выходила из машины, так что он может и не знать, что она приезжала. Но тогда…»

- Убейте, не знаю, - горячо ответил Сердюк, прижимая руки к груди. - Чтоб мне свободы не видать!

- А что вы мне там, на даче, насчет портсигара сказали, помните?

- Это да, помню, - Сердюк сокрушенно вздохнул. - По злости сорвалось. Никакого я портсигара видеть не видел.

- А ведь мы его у Туликина отберем, учтите.

- Ваше право. Чего ж…

«Ох, придется с ним повозиться, - подумал молчавший все это время Виталий. - Пока признается, все нервы по одному вытянет».

- И деньги, которые на даче нашли, тоже, конечно, не ваши? - спросил Цветков.

- Ясное дело. Да господи!.. Да откуда такие-то деньги у меня?..

Цветков вздохнул.

- Да, Сердюк. Размышлять вам есть о чем. Валяйте, пока не поздно. Мой вам совет.

- Именно! Очень вы точно сказали: пока не поздно, - горячо откликнулся Сердюк. - Кто его знает, может, чего и вспомню.

- Ну, вот и подождем. С вами нам спешить некуда. Это вы, надеюсь, и сами понимаете.

Когда Сердюка увели, Свиридов, засопев, сказал:

- Ну, терпение же у тебя, Кузьмич, адское, прямо скажу! И еще на «вы» с ним! Эх, я б его в другое время… Но ты молодец! Об этом еще разговор будет особый.

Цветков хмуро сказал:

- Я вот тогда со справкой так и не успел.

- И не надо! - поспешно откликнулся Свиридов. - Отпала необходимость. Я, брат, человек прямой. И тебе скажу: поспешили с постановкой твоего вопроса. Неправильно это! Где хочешь скажу: неправильно! Какое дело ты поднял, шутка? Нет, Кузьмич, такими людьми, как ты, не бросаются! - Он говорил громко, все больше распаляясь. - Их поддерживать надо! В интересах общего дела! Прошу понять меня правильно! Я за дело болею, а не за самолюбие, какое оно ни есть. Сколько ты за это время, пока по этому вашему, как его… ну, ну… следу лисьему шел, сколько, говорю, дел поднял, сколько преступников разоблачил, а? Вот то-то, товарищи.

Свиридов, увлекшись и поминутно промокая платком мокрый от пота лоб, говорил с таким пафосом, что Цветков спросил:

- Репетируешь?

- Чего?.. - не понял Свиридов.

- К собранию, говорю, готовишься?

- А-а… Ты, Кузьмич, напрасно так-то. Я ведь с открытой душой к тебе. Не таясь. Вон прямо при нем все говорю, - Свиридов кивнул на Виталия. - Потому что тоже член коллектива.

Виталий молчал, еле сдерживая негодование. Он даже не ожидал от себя такой выдержки. Оказывается, он научился рассуждать и взвешивать прежде, чем что-то сказать, даже в своем, служебном кругу, среди товарищей. И на этот раз Виталий рассудил, что вступать в спор со Свиридовым сейчас бесполезно, даже невыгодно. Пусть он выговорится, пусть все скажет. В данном случае сильнее тот, кто молчит и слушает. Но все время молчать он, Виталий, не будет!..

Вскоре Свиридов ушел. Когда за ним захлопнулась дверь, Виталий сказал:

- Хамелеон, вот он кто.

- Это почему же хамелеон? - поинтересовался Цветков.

- Видит, что наша взяла, и перекрашивается.

- А может, искренне осознал ошибку?

- Да вы что, Федор Кузьмич, серьезно?

- Очень даже. Попробуй доказать, что он только снаружи перекрашивается! Он же на всех собраниях, во всех кабинетах начнет кричать, что он наш друг-товарищ, что он ошибался, а теперь осознал. Да мало ли еще что! Попробуй, говорю, доказать.

- И попробую!

Цветков досадливо махнул рукой.

- Дел много, понимаешь? Всем некогда. А он ловкач. И кое-кому приятен. Вот так и держится.

- Федор Кузьмич, - строго сказал Виталий. - Я по совести сюда пришел, я увидел, какие тут должны быть чистые руки и душа тоже. И я вам говорю: до Свиридова доберусь! Увидите!

- Одну речь выслушал, теперь другую, - Цветков улыбнулся. - А работать кто будет? - Он взглянул на часы. - Давай, милый, быстренько в музей, потолкуй с Гориной, - и, хитро посмотрев в просветлевшее лицо Виталия, добавил: - Официальное дело у тебя к ней, ясно? А насчет совести еще поговорим. Она у меня, милый, тоже есть, не думай. И добираться будем до этого типа вместе.