Час ночи. Повести

С Раскатовым они пошли обедать.

- Заодно расскажешь, что там у вас на данный момент светит, - сказал тот по-хозяйски твёрдо. - И что ещё от нас требуется. Какая помощь.

Разговор продолжили уже в кабинете. Игорь, хмурясь, сообщил об исчезновении Лосева. Раскатов как-то по-особому взглянул на него и сказал:

- Плохо ты знаешь Томилина. И совсем не знаешь Углова. Положись как на себя. Они, брат, все сделают. Это же орлы, каких поискать. Понял?

Когда Игорь уже уходил, Раскатов, положив ему на плечо огромную свою руку и провожая до двери, задумчиво сказал:

- Дело Лучинина идёт вглубь и вширь. Хорошо копаете. И во всем я с тобой согласен. Так что давай, милый. Действуй, как решил.

А потом к Игорю пришла Лучинина, тихая, замкнутая, в строгом платье с узеньким белым воротничком вокруг тонкой шеи. Бледное, неподвижное лицо её было как мраморное. А высоко взбитые, очень светлые волосы казались совсем седыми.

- Извините, Ольга Андреевна, что пришлось вас потревожить, - сказал Игорь, чувствуя, как трудно становится говорить, даже дышать, глядя в эти потухшие, измученные глаза. - И ещё извините меня, что придётся касаться такой тяжёлой… таких тяжёлых воспоминаний.

- Пожалуйста, не извиняйтесь, - сухо ответила Лучинина, и её прозрачные, нервные пальцы в жгут свернули платочек, который она держала в руке.

- Так вот, - продолжал Игорь. - Я вам должен кое-что рассказать. И кое о чем спросить. Мой товарищ был у вас неделю назад, когда мы только приехали и ничего не знали. За эту неделю мы многое выяснили, - он помолчал, подыскивая слова, потом так же медленно продолжал, вертя в руке незажженную сигарету. - Я вам пока скажу только то, что можно сказать. Мы узнали, что в министерство, в редакцию газеты, в прокуратуру ещё до начала ревизии на заводе поступили анонимные письма с обвинениями в адрес Евгения Петровича. Мы уже почти убедились, что это клевета. И мы нашли их автора…

Лучинина вздрогнула и пристально посмотрела на Игоря.

- …Узнали, - продолжал Игорь, наконец закуривая, - что он не сам писал их, вернее, что ему подсказали их содержание. Кроме того, письма, которые нашли вы. Это он написал сам. Узнали и того, кто ему подсказал.

- Какая подлость… - прошептала Лучинина, опустив голову. - Я теперь понимаю…

- Это ещё не вся подлость, - возразил Игорь. - Часть её коснулась и вас.

- Меня?.. - она подняла голову. - Да, да… Я понимаю.

- Подлость и клевета.

- Нет! - нервно воскликнула Лучинина. - Это не клевета! Это правда, - и впервые бледное её лицо исказилось от страдания. - Это правда… - повторила она тихо.

Игорь молча покачал головой.

- Знаете что, - Лучинина пристально посмотрела ему в глаза. - Если так, то давайте называть вещи своими именами.

Она оказалась сильнее, чем он думал.

- Давайте, - согласился Игорь. - Так вот. Сна чала о том, что правда. Она… - Игорь не решился назвать Таню по имени, - она действительно любила Евгения Петровича. И он её, вероятно, тоже. Но… тут кончается правда. Начинается ложь. Он не обманывал вас. Он только мучился. Это могло и пройти. Она решила уехать из города. Это могло и не пройти. Тогда вы все бы узнали от него самого. И только после этого… он ушёл бы. Честно, открыто. Ведь он был именно таким, вы же знаете.

- Да, я знаю… - тихо подтвердила она. - Но я тоже измучилась… Мне обрывали телефон… Боже, что мне говорили… И подбрасывали мерзкие письма. И…

- И вы не знаете, кто это делал?

- О! Голоса были разные. Но потом… он пришёл ко мне. И даже назвался другом… Но я… прогнала его. Я ничего не могла поделать с собой… И ничего не говорила Жене… Ничего… до конца…

- Вот видите, - произнёс Игорь. - Теперь это уже вся подлость. И она идёт от него.

- Мне уже все равно, поверьте…

- Ну, не-ет. Тут я с вами не согласен. За подлость надо расплачиваться. - Игорь невольно сжал кулак, сигарета сломалась, и он бросил её под стол, в корзину.

…Вечером в гостиницу к Игорю пришёл Кучанский. Он молча слушал, покуривая сигарету, потом, вздохнув, сказал:

- Да-а. Напереживались вы, я смотрю. И было от чего, конечно. Проклятая работа! Но жить без неё я бы, например, не мог. Знаете, что сказал про нашу работу Квачевский ещё сто лет назад? Эх, умел сказать старик. Я даже выписал. Вот послушайте, - он вынул записную книжку и, полистав её, прочёл: «Следователь должен смотреть на горести других, не потрясаясь ими, на страшные злодеяния, не раздражаясь против них, чтобы в своих действиях и распоряжениях не увлечься, не поддаться этим впечатлениям в ущерб долгу и правде». Совершенно точно сказано.

Они помолчали.

Потом Игорь упрямо возразил:

- А я не могу не возмущаться. Я не счётно-решающая машина. Главное - не показывать этого, вот что.

- Нет, - ответил Кучанский. - Если на то пошло, то главное - чтобы ваше возмущение не мешало, а помогало узнать правду, добиться правды. Истина - вот бог, которому я поклоняюсь! - воскликнул он, и это почему-то не прозвучало у него высокопарно.

- Красиво говорите, - усмехнулся Игорь. - Вас бы мой Виталий заслушался.

- А главное - правильно, - запальчиво возразил Кучанский.