Час ночи. Повести

Виталий, нахмурясь, допил своё молоко.

А потом в чайной появился Углов. Пробираясь между столиками, он еле успевал пожимать тянувшиеся к нему руки.

- Моё почтение, Иван Кириллович… Привет, Ваня… Садись, подвинемся… Ваня, сюда давай!.. - неслось отовсюду.

Углов, видно, был личностью популярной и уважаемой.

- Здравствуйте, Иван Кириллович, - просияла женщина, когда Углов добрался до стойки. - Уж чем вас угостить, не знаю?

- Ставь, Дуняша, беленькую, - весело ответил Углов.

- Знаю я вашу беленькую, - засмеялась та, доставая бутылку с молоком. - В товарище вашем только обозналась.

Полчаса спустя Виталий и Углов сидели на скамейке около чьей-то избы и обсуждали создавшееся положение.

- Дворы тут наперечёт все знаю, - говорил, покуривая, Углов. - Два-три непутёвых мужика есть, конечно. Через «Труд» все пропивают. Знаем их.

- А связи у кого с городом? - спросил Виталий. - С кем может Булавкин тут дружить?

- Связи?.. - задумчиво повторил Углов. - Связи, конечно, есть. Вот, к примеру, у Буракова дочка в городе работает. Приезжает с мужем. У Анашина брат тоже.

- Где этот брат работает?

- Брат-то? На электродном.

Виталий насторожённо взглянул на Углова. А тот, вздохнув, добавил:

- Непутёвые, между прочим, братцы. На выпивку слабы. И сразу драться лезут. Каждое воскресенье тут с ними хлопоты.

- Сегодня как раз воскресенье.

- Пока вот тихо.

- А знаешь что? - предложил Виталий. - Давай-ка заглянем к ним, а? Все-таки и Булавкин с электродного.

- Можно, - согласился Углов и, критически оглядев Виталия, добавил: - Только сперва надо тебе того… - он сделал неопределённый жест руками, словно лепя чего-то в воздухе. - Пошли к бригадиру. Свояк он мне.

В доме бригадира их встретили шумно и радостно. Ребятишки с воплем повисли на Углове. Сам хозяин, огромный и усатый, с утра одетый по-воскресному, в белой рубашке с галстуком, читал у окна газеты за всю неделю сразу. Очки косо и неудобно сидели на его широком носу. Он долго тряс руку Виталию.

- Рад. Душевно рад, - гудел он довольным басом. - Гостями будете…

Когда Углов объяснил, зачем они пришли, вокруг Виталия началась суматоха.

В конце концов отмытый и выбритый, в чистой рубашке, отутюженных брюках и до блеска начищенных ботинках, раскрасневшийся от смущения, он вышел на улицу вслед за Угловым.

Подбежавший к ним уже знакомый Витька, захлёбываясь, сообщил, что приезжали две машины с собакой. И «газик» на буксире приволокли. Мотор у него целый, но дяденька говорил, что сел аккумулятор. А потом все в город уехали, а одна машина стоит у чайной.

Пришлось сначала идти туда.

Солнце уже перевалило за полдень, когда Виталий и Углов подошли наконец к дому Анашина.

Хозяина на месте не оказалось.

- В город уехал, - сказала его жена, высокая, бледная женщина с суровым лицом. - Дома-то у него занятиев нет.

- Что ж брат-то не приехал? - спросил Углов.

- Да уж третье воскресенье в городе гуляют, - сердито ответила женщина, вытирая об фартук мокрые руки.

- Дозвольте зайти, поговорить, - сказал Углов.

- Милости просим. На стол только подать нечего. С моим обормотом только бы с голоду не подохнуть.

- Знаем, Пелагея Федоровна, знаем, - вздохнул Углов, проходя в избу.

На выскобленном полу лежали грубые пёстрые дорожки. Давно не белённая печь с ржавыми затеками и плохо пригнанной вьюшкой выходила сразу в обе комнаты, разделённые дощатой перегородкой. На стене в большой, потрескавшейся раме с осколком стекла в углу рядами были засунуты фотографии. Разные люди, то группами, то в одиночку, смотрели оттуда. Многие из фотографий были старыми, пожелтевшими, с отломанными углами. Около окна стоял накрытый клеёнкой стол.

Проходя через большие полутёмные сени, Виталий заметил сваленные в углу удочки, старые верши, садки и прислонённые к стене весла. А в комнате у печи висел чёрный дождевик и стояли высокие рыбацкие сапоги.

На подоконнике была навалена всякая рыболовная снасть: различные крючки, грузила, перепутанные клубки лески, блесна.

Хозяйка обмахнула фартуком два стула возле стола и сказала:

- Сидайте, пожалуйста.

- Хозяин-то у вас рыбачит? - спросил Виталий.

- Когда трезвый, - хмуро ответила женщина. - Да больше Егорка этим занимается. Братан его.

- Один?

- Привозит с собой. Кого пить, кого рыбачить.

- Кого же рыбачить?

- Хороший человек приезжал. Видный такой. Уж Егорка вокруг него вьюном ходил. Начальник его, что ли. Не разобрала я. Ну да перестал чтой-то. Уже с месяц, как не был. Небось понял, что братцы - труха, а не люди, - и, вздохнув, добавила: - Егорка-то судимый у нас.

- А кто же приезжал, звать-то как? - осторожно спросил Виталий.

- Звать-то? Уже не помню.

- Вспомните, Пелагея Федоровна, - попросил Углов.

Женщина задумалась, перебирая складки фартука на коленях.

Виталий, охваченный непонятным беспокойством, встал, прошёлся по комнате, потом снова опустился на стул.

- Кажись, Евгений Иванович звали, или Евгений Петрович… - неуверенно произнесла, наконец, хозяйка, не отрывая глаз от своего фартука.

Виталий бросил тревожный взгляд на Углова.