На следующее утро я вернулся в местный КГБ как ни в чем не бывало. Топтуны тоже были на месте, но вида, как они облажались, не подавали… по каким причинам, не знаю, обычно «наружка» в этом случае пакостит, может и шины прострелить. Возможно, они просто не придумали еще, как мне напакостить. И как я и ожидал – никаких материалов по Охрименко в КГБ Новороссии не было. По крайней мере, Юра, поднявшись из архива, мне так об этом доложил.
Я выдержал театральную паузу…
– Юра…
…
– Мне надоело, что меня держат за идиота…
…
– Я знаю, что он у вас был. Я знаю, что с ним работали. Я знаю, что его допрашивали под камеру. И я знаю, что вы не хотите давать мне информацию.
…
– Но она мне нужна. Потому завтра она должна быть здесь, к этому часу. И если ее не будет, я буду действовать исходя из той информации, что у меня есть. А ее у меня есть немало. Все понял?
…
– Не слышу.
– Так точно.
– Когда будешь докладывать, скажи, что невозможно одновременно быть другом и врагом. У нас слишком много врагов, еще один ничего не изменит. А вот если Россия сочтет вас врагом, для вас это изменит все. Ясно?
Психанули мощно. И все-таки работало против меня мое родное ФСБ. С ГРУ предстояло повторно выйти на контакт позже.
Меня в конечном итоге подняли к самому генералу Дубенцову – он был кем-то вроде резидента ФСБ. Но по факту то ли советник председателя КГБ Новороссии, то ли реально председатель. Он сидел в одном из двух кабинетов, которые выходили на общую приемную – так иногда делали на старых советских офисных зданиях – в одном кабинете должен был сидеть директор, в другом – главный инженер. Напротив кабинета Дубенцова был кабинет, где сидел зампред КГБ Новороссии по Донецку и Донецкой области.
У Дубенцова уже сидел Беленко, на меня он не смотрел. Предпочитал смотреть в стол.
– Прохоренко… – генерал смотрел прямо, властно и тяжело, – вам не кажется, что вы заигрались?
Я смотрел прямо и нагло, вспоминая, что мне известно было о генерале. По-моему, он ранее в Чечне служил, а потом вообще на какое-то время ушел в ФСКН, под Черкесова. По-любому, не лучшая биография.
– Никак нет, – коротко ответил я.
– Вас откомандировали в Днепропетровск, так? Вы, не спрашиваясь никого, прибыли в Донецк. Получается, бросили свой пост.
– Товарищ генерал, корни дела могут быть и здесь, в Донецке. По моим данным, один из киевских снайперов воевал в АТО, был взят в плен, идентифицирован и потом, несмотря на все, отпущен. У меня есть серьезные подозрения.
– Никого не интересуют твои подозрения, – грубо сказал генерал, – и бросать тень на действия моих подчиненных в ходе АТО я не позволю. Свободен. Чтобы в двадцать четыре часа покинул Донецк.
Брать меня под стражу он, как я и предполагал, не решился. Я не был его подчиненным, а с теми, подчиненным кого я был, Дубенцов связываться не хотел.
– Товарищ генерал, в ходе штурма Донецкого аэропорта…
– Ты что-то не понял? Свободен!
Я встал.
– Все понял. Разрешите идти?
Риск такого сольного выступления был, но минимальный, меня могли арестовать прямо там, в здании. Но для ареста не своего сотрудника, а командированного из дружественной и намного более сильной структуры нужна была санкция с самого верха. И они вряд ли бы успели ее получить.
Так что я вышел из здания КГБ без проблем. А еще через десять минут я ушел от «хвоста», красиво, через присмотренный заранее проходняк. Они побежали за мной и засекли ту маршрутку, в которую я сел, но не просекли, что, как только маршрутка завернула за угол, я из нее выскочил. И уже из тени ларька пронаблюдал, как за маршруткой пронеслась светлая «Шкода»…
Ищите ветра в поле…
Но на следующий день я снова пришел в КГБ Новороссии. Внаглую. Пришел в кабинет Беленко, тот поднял на меня усталые, больные глаза.
– Охрименко, – сказал я, глядя Беленко прямо в глаза.
– Что?
– Охрименко. Один из тех двоих, которых вы взяли при штурме Донецкого аэропорта. Группа правосеков, которая заходила на Путиловский путепровод. Один из них был Охрименко.
…
– Кто вел опрос Охрименко? Он и есть днепропетровский снайпер, так? А до этого он убивал на Майдане.
Это было не так. Я врал. Славян не сообщил мне даже имени того снайпера, что он видел перед тем, как идти в Донецк. Но мне надо было раскачать ситуацию. Беленко – он был не на своем месте. Вон, эксгумацией погибших занимается. А надо было учиться врать. Вон… как выглядит – корежит его капитально…
– Вы уже говорили на эту тему. Что еще непонятно?
– Непонятно? Непонятно, кто за все за это ответит, – не переборщить только, – вы лишили меня сына, а теперь спрашиваете, кто за это ответит?
Беленко не нашелся что ответить. Может, и переборщил я. Плохо это.
– Не смею больше отвлекать. Можете и дальше… в земле ковыряться…
В здании меня не задержали, просто не успели. Беленко не решился приказать такое сам, позвонил наверх… наверное. Перед тем как выходить, набрал номер – не ответили. Сигнал.
Хлопнула дверь за спиной.
С этого момента я оказался под прицелом снайпера. Я знал это.
Это моя война. Мое АТО.
– Правый и левый, отзовитесь.
– Правый.
– Левый.
Связь на площади уже работала.
– Центр?
– Веду.