Час негодяев

Вот точное определение того, что происходило между двумя народами. Виктор Цой, безвременно ушедший на излете советской империи певец, был общим кумиром для всех, и его песни можно было слышать по обе стороны фронта. С этими песнями шли на стену щитов «Беркута» и коротали дни в Донецком аэропорту. На эти песни делали клипы со страшным, обличающим видеорядом, с горящими машинами и домами, с поселками и городами, разрушенными украинскими «градами». У каждого была своя правда.

Но разбираться все же надо было. Как понимать лозунг «Мы с русскими по праву братства, но никогда по братству рабства», повешенный на одной из баррикад Майдана, как понимать то, что половина сотников Майдана были русскими? Почему Верховная рада первым же законом, который она рассмотрела и приняла после бегства Осиповича, стал закон о языке? Неужели в стране, в которой только что смылся президент, в которой сотня человек погибла в центре города от пуль снайперов, в которой засилье олигархов и криминала во власти, в которой экономического роста не было уже несколько лет, в которой большая часть основных средств не обновлялась со времен СССР, – так вот, неужели в этой стране не было большей проблемы, чем государственный язык? Почему та же Рада испытывает странное стеснение, когда надо голосовать за снятие депутатской неприкосновенности, за люстрацию, но при этом так легко голосует за язык?

И неужели язык стоит того, чтобы развязать гражданскую войну?

И почему Майдан, в котором в совете сотников половина были русские, так легко принял все это? Ведь это было первым шагом к его сливу. И в первом и во втором Майдане их слив начинался именно тогда, когда социальные, политические проблемы легким движением руки заменялись на противостояние русских и украинцев. Почему же никто не сказал – нет, это не то, за что мы стояли, это не то, за что мы умирали?

Но нет. Никто не сказал.

Вместо этого Майдан погрузился в армейские грузовики и направился на фронт убивать. А впереди были Красный Луч, Иловайск, Дебальцево и Донецкий аэропорт.

Кровь и смерть.

А Виктора Цоя на украинский все же перевели. Многие из молодежи назвали эту песню новым гимном Украины…

Замiсть тепла – хижа iмла,
Замiсть надiй – дим,
Замiсть вiрити в себе —
Ми вiримо снам.
Нашi права – це порожнi слова,
Для тих хто керує всiм.
Та недовго чекати залишилось нам.
Ми прагнемо змiн! Змiни єднають серця!
Ми прагнемо змiн! «Їх» час добiгає кiнця!
Наша вiра i розум нас у майбутнє ведуть!
Ми прагнемо змiн! I змiни прийдуть!
Ми блукали по колу,
Вертались назад,
Але ми не втрачали мрiй!
Ми шукали дорогу i вiрили сонце зiйде.
Ми втомились вiд гасел промов та тирад,
Ми вимагали дiй!
Вiдчуваючи змiни, ми знали що день наш прийде.

Ми прагнемо змiн! Змiни єднають серця!
Ми прагнемо змiн! «Їх» час добiгає кiнця!
Наша вiра i розум нас у майбутнє ведуть!
Ми прагнемо змiн! I змiни прийдуть!
I угору здiймаються руки мiцнi,
I стає плече до плеча.
В наших лавах кожен вiдчує, що вiн не один
Перед нами не встояти жоднiй стiнi
I не варто ховати ключi —
Все одно ми вiдкриємо дверi, дверi до змiн!
Ми прагнемо змiн! Змiни єднають серця!
Ми прагнемо змiн! «Їх» час добiгає кiнця!
Наша вiра i розум нас у майбутнє ведуть!
Ми прагнемо змiн! I змiни прийдуть!
Ми прагнемо змiн! Змiни єднають серця!
Ми прагнемо змiн! «Їх» час добiгає кiнця!
Наша вiра i розум нас у майбутнє ведуть!
Ми прагнемо змiн! I змiни прийдуть!
I змiни прийдуть![65]

А через несколько дней была ротация. Вот уж кто вспомнит, тот вздрогнет…

Грохот автоматов и пулеметов. Летящие мешки – в аэропорт – и раненые, которых запихивают на место тех мешков в БМПшки БТРы. Мат, перекрывающий даже грохот автоматов.

– Давай!

Он сажал раненого в машину, когда откуда-то издалека просверкнули трассы. БМП. С ее тридцатимиллиметровой пушкой – она тут на атомы все разберет. Сейчас примет поправку – и п…ц всему.