Час игривых бесов

Саблин выбрался в проход, а парень в каскетке собрался сесть на его место. В это время автобус качнуло, и левой рукой парень схватился за спинку сиденья. Рукав его куртки задрался, и Алена увидела на крепком запястье плотный металлический браслет часов. Это был «Ориент».

«Ориент»?!

Теперь она поняла, кто стоит перед ней!

* * *

– Пап, ты меня завтра возьмешь с собой? – спросила Раечка.

– Куда?

– Привет! Как это куда?! Ты же завтра с Димой встречаешься в какой-то деревне!

Альфред Ахатович поглядел на дочь исподлобья, нацепил на вилку пельмень, осмотрел его со всех сторон, обмакнул в горчицу, бледной лужицей разлитую по краю тарелки, снова придирчиво осмотрел и наконец отправил его в рот.

Раечка проглотила слюну. Ой, зачем только она притащилась к отцу?! Мерзкая Света упорола в киношку, вот Раечка и обрадовалась, что будет возможность пообщаться наедине. Совсем забыла, что на ужин папочка всегда, постоянно, каждый день ест пельмени. А ведь сегодня был шейпинг... И хоть положенное время после занятий уже прошло, тренер Лена Маврина каждый раз твердит: «Девочки, в этот день нельзя никакой белковой, мучной, жирной пищи! Мышцы в тонусе, они так и вцепляются в еду, начинают нарастать, толку от занятий никакого!»

У нее мышцы в тонусе, а у отца пельмени, которые он каждый день покупает в ресторане «Автозак». Их там по какому-то особому рецепту делают для постоянных клиентов. Вручную, конечно...

Отец поливает их сливочным маслом, добавляет горчицу. Раечка предпочитает пельмени с уксусом, вернее, предпочитала. Она их, наверное, уже целый месяц не ела, совсем забыла, какие они на вкус!

...Сначала обмакнуть пельмень в масло, потом в горчицу, повозить по тарелке, пока масло и горчица не перемешаются и не превратятся в такую горьковато-сладковато-островато-жирновато-вкусноватую подливочку. И откусить сразу половину пельменя, а пока будешь жевать, повозить в подливочке вторую половинку и быстренько отправить в рот, в котором еще горячо и сохранился уксусно-перечно-чесночный дух, и губы у тебя жирные от масла, и ты облизываешь их, а в это время тянешь из тарелки следующий пельмень – такой плотненький, крепенький, но на одном бочку прорвалось тесто, и ты видишь серо-коричневое мяско, от которого поднимается душистый парок...

Нет, это просто невозможно терпеть!

Раечка зажмурилась и проговорила голосом, толстым от сдерживаемой слюны:

– Ты завтра с Димой встречаешься, помнишь?

– Помню, – сказал отец, жуя. – Но я не поеду.

Раечка распахнула глаза.

– Не таращись так, а то глазки выскочат, – сказал отец насмешливо. – Твой малчык, видать, решил: во нашел лоха! Приедет к черту на рога, денежки в клювике привезет! Он не самый умный, а я не самый глупый. Знаешь, сколько народу погорело вот таким образом еще на заре капитализма, когда радостно возили деньги за кота в мешке в глухие деревни? Это уже пройденный этап, теперь так дела не ведут.

– Да ты?! – Раечка даже вскочила. – Ты решил, Дима тебя обманет? Но ты же видел... ты же видел в действии... Ты же сам чуть не застрелил тех парней! Ты что, решил, это была подстава?

Отец вздохнул и принялся жевать следующий пельмень. Жевал он его невыносимо долго, и все это время Раечке хотелось взять вилку и ударить отца в глаз, или в щеку, или в горло – не убить, конечно, но причинить ему такую же лютую боль, какую испытывала она сама.

– Вот ты Светку не любишь, я знаю, – сказал он маслено-горчичным голосом, примеряясь к новому пельменю. – А ведь и от нее есть прок! Вчера потащила она меня пешком погулять – дескать, толстею от того, что все в машине да в машине. Есть такое дело, конечно! Ну, пошли. Добрались до набережной, под ручку, как пенсионеры, потом она говорит: пошли по Покровке пройдемся, сто лет там просто так не ходила, все по магазинам да по магазинам. Ладно, потащились по Покровке. Что это мы никогда в театры не ходим, говорит вдруг Светка. Давай хоть афиши поглядим. Ладно, стали смотреть около драмтеатра афиши. И вдруг видим объявление о новом спектакле студии театрального училища. Черт его знает, как спектакль называется, не помню, главное, что там были фотографии актеров. Ну и как ты думаешь, что за рожи мы там увидели?

Раечка замерла, предчувствуя самое худшее.

– Борька там был рыженький и Лева, этот сексуальный маньяк, которого я чуть не застрелил... из незаряженного пистолета. Светка их как увидала, так хохотать начала, я даже подумал, у нее судороги начнутся от хохота или аппендицит разольется. А потом давай плакать, дура. Я хотел афишку сорвать, чтоб тебе показать, а она рыдает: не говори ей, не говори! Не травмируй девочку! Не веришь? Ну так сама сходи посмотри. Как раз слева от драмтеатра афиша висит!

– Ну и что? – слабым голосом пробормотала Раечка. – Мало ли кто где учится!