Час двуликого

Быков наморщил лоб, глянул остренько, пронзительно:

— Кто же летом дерево сажает?

— Давай! Мальчик-дерево мине давай! Посмотреть будишь! — в яростном упоении ударил в грудь Султан. Заходилось в надежде и тоске сердце — неужто напоследок удастся саженец в руках подержать?! Впивался отчаянно глазами, подзуживал: — Твоя орех сажай — эт дерево сапсем подыхай! Моя сажай — ей-бох, живи будит!

— Ни в жизнь! — ревнул азартно Быков, кружку отставил, подобрался, спину по-кошачьи дугой выгнул и гаркнул во все горло: — Кула-агин!

Заскочил Кулагин, оторопело вытянулся: начальство сверкало глазами в непонятном азарте.

— Слушаю, товарищ Быков!

— Чтоб через двадцать минут в наш сад два саженца ореха доставили! И чтобы корни в порядке были! Кругом марш!

— Есть! — дернул Кулагин во все лопатки приказание исполнять с усердием, ибо никогда и ничего не делал их Быков зря.

Быков, допивая чай, прощупывал взглядом исподлобья горе-налетчика. Поднялся, вытер руки платком, кивнул на дверь:

— Поехали, что ли, Султан Алиевич.

Сам пошел следом, на ходу переложив наган из кобуры в карман. В глазах стыла холодная усталость, куда азарт девался. Сыграл свое, ему одному понятное, — и баста, пора следующий ход рассчитывать.

Султан ходил по саду ГПУ, окольцованному высокой каменной стеной, жадно присматривался к стенам, раздувал ноздри. Быков стоял, прислонившись к дереву, посасывал пустой мундштучок. У стены цвели розы, в воздухе плавился тонкий аромат. За стеной приглушенно, неумолчно громыхал большой город.

Султан выбрал место.

— Лопата давай.

Быков кивнул на заступ у стены:

— Возьми.

Султан цепко ухватил лопату за черенок, рядом стояла вторая — побольше. Стал сноровисто врываться в землю, быстро рос земляной свежий бугор. Быков не выдержал — принес вторую лопату, крякнул, присоседился неподалеку. Султан подождал, пока Быков догонит, и заработал лопатой, кротом въедаясь в землю. Вскоре опередил на два штыка. Жилистый, сплетенный из одних мышц Быков обливался потом, не поспевал, по-рыбьи хватая воздух.

Бичаев кочетом скакнул из ямы, пошел вдоль стены, присматриваясь к земле. Насобирал в подол бешмета камней, высыпал в яму.

Скрипнула калитка, вошел Кулагин. В одной руке винтовка, в другой — растопырились корнями молодые саженцы с ярко-зелеными разлапистыми листьями.

Султан пошел к Кулагину, выбрал саженец, осмотрел корневище. Сказал Быкову ехидно:

— Твоя-моя — разный место сажай.

— Само... собой... — выдохнул Быков через паузу, похрипывая простреленным в гражданскую легким, взял у Кулагина саженец, отдышался, попросил: — Принеси-ка нам, будь ласков, по ведерочку колодезной. С маху, палкой воткнул деревцо в яму и стал сапогом подгребать землю, искоса поглядывая на Султана. Тот смотрел, морщился, терпел. Быков засыпал корни, стал топтаться поверху, трамбовал могилу саженцу. Бичаев ежился, страдал, однако помалкивал.

Быков вынул нож, раскрыл лезвие, стал чекрыжить сухую ветку. Когда примеривался, взял намеренно ниже сухого слоя, полоснул по живой ткани, по нежной коре. И этим доконал. Султан дернулся, закричал страдальчески:

— Э-э! Глаза твоя на затылка, что ли, иест? Сапсем малчик орех, яво тожа, как чалавек, кожа болит!

Сунул земляной ком в рот, разжевал, замазал свежий срез, сочащийся соком.

«Ах ты, боже ж мой!» — счастливо удивился Быков.

Кулагин принес два ведра воды. Винтовка качалась под мышкой. Султан постоял, слепо качнувшись, пошел к Кулагину. Быков напрягся, сунул руку в карман с наганом. Винтовку выдернуть сейчас у Кулагина — дело плевое, однако же ее развернуть еще надо, а посему успевал Быков со своей хлопушкой в любом случае. Он грел в кармане рубчатую рукоять, ждал, как дело повернет. Султан постоял рядом с Кулагиным, на обвисших плетьми руках хищно шевелились пальцы. Наконец обессиленно спросил:

— Джигит... кизяк мал-мал иест?

«Раз-зява!» — шепотом выдал Кулагину Быков, расслабился, на лбу проступила испарина.

— Чего? — не понял Кулагин про кизяк.

— Кизяк... э-э... жерепца малый дело исделает — вода пайдет, балшой дело исделает — кизяк палучаица, — пояснил Султан, косясь потухшим взглядом на винтовку.

— Конского навоза принеси, — окончательно прояснил обстановку Быков.

Султан ссутулился, пошел к своей яме. Опустился на колени, присмотрелся. Ковырнул пальцем стену, выколупнул лучинку жука, отбросил. Козырнул другой раз — шлепнулась на дно медведка, заработала клешнями, втискиваясь в землю. Султан поднял булыжник, примерился, уронил на медведку. Уцепил, раздавленную, двумя пальцами, выбросил, вытер пальцы о бешмет. Еще раз оглядел стены ямы, огладил ладонью жестом краснодеревщика — гладко ли? Быков жмурился от удовольствия: не дерево сажает чеченец — начало новой жизни готовится дать.