Читаем Час абсента полностью

Сколько времени прошло, пока она очнулась, Инна не знала. Странные были ощущения. Как в невесомости. Она не чувствовала ни рук, ни ног. Тело будто одеревенело, хотя и одеревенелости она не испытывала. Тела у нее будто не было вовсе. Осталось одно сознание, но в чем оно существовало, Инна не могла определить. Попытки пошевелить любой из конечностей заводили в очередной тупик.

«Я на том свете», — решила Инна.

Странно, но она все помнила. Как на нее неслась машина, как ее держал незнакомый мужчина, даже визг тормозов стоял в ушах.

«Я на том свете. Мое раздавленное тело лежит в морге, а душа вот летает где-то. Поэтому такая легкость, поэтому не больно. Но почему душа ничего не видит? — Инна забеспокоилась. — Не видит, но слышит».

Она напряглась, чтобы разобрать чей-то тихий разговор.

— Жаль бедняжку, — сказал бархатный мужской голос.

«Это меня жалко, — поняла Инна. — Что же со мной сделала проклятая машина?»

— Да, не повезло женщине, — согласился второй голос, тоже мужской, но попроще, без бархата. Так, что-то средненькое, бесцветное, заурядное.

— Уж лучше бы насмерть, чем такое.

«Как «насмерть»? Разве я жива? Господи, о чем это они?»

— Да, тяжко ей теперь придется.

«Что же со мной произошло, — заметалась Инна, — у меня что, ни рук, ни ног? Одна голова? Я теперь только в пробирке жить могу? Как голова профессора Доуэля?»

— Если бы ноги да руки покалечила, еще бы ничего, правда?

— Правда. Она журналистка по документам, придется ей забыть свою профессию.

«Почему? — Инне казалось, что она закричала, но ее никто не услышал. Да и кричала ли она на самом деле? — Почему я должна забыть журналистику?»

— Ты посмотри, посмотри, Борисович, какая уродина!

— Чистый Гуинплен.

«Гуинплен? Уродец, придуманный Гюго? Господи, у меня что-то с лицом», — догадалась Инна.

— Как ты думаешь, Борисович, пластическая операция поможет?

— Трудно сказать, я бы не взялся. Лет семь на беспрерывные операции уйдет, и никаких гарантий. Да у нее и денег-то таких нет. Эх, жаль бабу, наверное, симпатичной была, а теперь…

— Тише, тише, она, кажется, пришла в себя.

— Почему я ничего не вижу? — У Инны наконец прорезался голос.

— Успокойтесь, Инна Владимировна, уже все позади, вы попали в аварию. — Бархатный голос стал ласковым до приторности.

— Что позади? Почему я ничего не вижу?

— У вас повреждено лицо, оно забинтовано.

— Я не чувствую боли, — истерично завизжала Пономаренко.

— Это действие обезболивающего.

— У меня нет глаз? Я ослепла?

— Нет, — услышала она голос врача, — со зрением у вас все в порядке.

— Так дайте мне возможность видеть! — потребовала Инна.

Врачи стали совещаться. Но говорили они тихо, очень тихо. До Пономаренко долетал только невнятный шум.

— Я требую! — потеряла терпение Инна.

— Хорошо, хорошо, успокойтесь, вам нельзя нервничать. Мы сейчас снимем повязку.

Пономаренко почувствовала прикосновения чужих рук. Это ее несказанно обрадовало. Врач возился минут пять.

— Ну вот и все, — сказал он.

— Но я ничего не вижу! — в страхе принялась кричать Инна.

— Откройте глаза, не бойтесь, — терпеливо посоветовал врач, — не волнуйтесь, подобное торможение бывает в таких случаях, как ваш. Это нервное.

Открыть глаза оказалось очень сложной задачей. Как она ни пыталась разлепить веки, ей это не удавалось.

— Для нее было бы лучше, если бы она их не открывала, — вдруг услышала она голос врача.

— Что?! — потеряв самообладание, зарычала она.

— Все хорошо, все хорошо, — спохватился врач, — сейчас я вам помогу.

Кажется, он слегка надавил на переносицу. Инна почувствовала легкий зуд и открыла глаза.

Она увидела усы, бороду, маленький вздернутый нос и смешливые глаза. Собрав все в одно целое, поняла, что перед ней чрезвычайно довольный собой павиан. Ему было наплевать на боль, страдания, переживания несчастной Инны. К тому же от него тошнотворно тянуло дешевым табаком.

— Я хочу видеть свое лицо, — заявила Инна.

— Это невозможно.

Усы и борода наконец отодвинулись.

— Я требую! — настаивала на своем Инна.

— Да покажи ей, Борисович, фото. Лучше все сразу понять.

— Я бы повременил, — покачал головой Борисович, — последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Она еще не оправилась от шока.

— Ну пожалуйста, — вдруг захныкала сломленная Инна, — я выдержу, поверьте, мне лучше сразу знать все, что случилось, я стойкая, ну пожалуйста…

— Хорошо, хорошо, только не нервничайте. Борисович достал из кармана халата фотографию и поднес к Инне. Пономаренко впилась глазами в безобразно-кровавое месиво, бывшее когда-то ее лицом, и ужаснулась.

— Это я? — упавшим голосом спросила она.

— Не повезло тебе, дамочка, ну ничего, привыкнешь.

— Гуинплен, — прошептала Инна, — уродина. Гуинплен нашел свое место на подмостках, а я? Что делать мне? Я, кроме журналистики, ничего не умею.

— Ты поплачь, милая, поплачь, легче станет.

Пономаренко стало себя жалко, так жалко, до ужаса.

— За что? — завыла она, и слезы потекли ручьем.

— Борисович, нельзя ей плакать. Слезы под бинты просочатся, будет еще хуже, — вдруг услышала она предостережение второго врача.

Инна испугалась и стала часто-часто дышать, чтобы сбить спазмы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Криминальный талант

Похожие книги