Люба не ожидала такого решительного ответа, она отскочила и будто прозрела.
— Это вы? — спросила она в ужасе.
— Я! — еще не успокоившись, ответила Пономаренко. — И запомни, что я не крыса беременная! Поняла?!
— Извините, — сникнув, промямлила Люба, — я думала, это… Извините.
Инна вернулась в толпу и разыскала там Романа. Окрыленный успехом у женщин, он сидел между Верунчиком и Надюнчиком и млел от их восторженного пьяного лепета. Она попыталась его вытащить и поговорить по душам, узнать, кого Люба могла обозвать беременной крысой, но Роман бессовестно от нее отмахивался. Медные трубы оглушили его не на шутку. Инна поискала, к кому бы пристать с подобным вопросом. Катерина опустила голову в бутерброды и сладко спала, а Марина, где же Марина? Марина либо исчезла с попойки, либо мирно пристроилась где-то под столом. Наклониться Инна не рискнула — голова временами плыла и норовила «приземлиться».
С кем же Любунчик говорила в туалете? Инна присела поближе к столу и поискала что-нибудь кислое и отрезвляющее. Лимон, нарезанный толстыми крупными ломтями, будто кричал, исходя соком: «Съешь меня!» Инна пришла в себя, как только проглотила первый кусочек. Тут же явилась трезвая мысль: «Пора отсюда сваливать». О беременной крысе она успеет навести справки завтра.
Инна покинула вечеринку по-английски, не прощаясь. Не потому, что была приверженцем такого стиля, а потому, что прощаться было не с кем. Все настолько погрузились в себя, что извлечь их оттуда прощальными речами и поцелуями было нереально.
— Жизнь продолжается, — твердила Инна оптимистично, вдыхая жаркий летний воздух, — жизнь продолжается, несмотря ни на что.
Тут она споткнулась о молодого человека. Ее вежливо поддержали под руку и даже согласились:
— Совершенно верно, Инна Владимировна, жизнь продолжается.
— И я о том же, — обрадовалась Инна родственной душе. Потом ее несколько смутило обращение к ней по имени-отчеству. Душа душой, но откуда первый встречный знает, как ее зовут?
Жаль, что она не проглотила весь лимон, сейчас была бы куда сообразительней. Инна стояла и размышляла, а незнакомец продолжал ее держать под локоток.
— Да отпустите вы меня, — решила возмутиться Пономаренко, — я и сама отлично могу стоять! Откуда вы взялись на моем пути и что вам нужно?
— У меня к вам поручение, Инна Владимировна. Во-первых, мне приказано отвезти вас домой, а во-вторых, вручить приглашение.
— Какое приглашение? — опешила Пономаренко.
— Меня предупредили, что вы забудете об этой дате. Поэтому я должен вам напомнить, что сегодня годовщина смерти вашей подруги, Лики Медведевой.
— О господи! Лика! Как я могла забыть?
— Немудрено, такие события. — Посланец туманно улыбнулся.
— На что вы намекаете? — оскорбилась Пономаренко, выдернула руку и чуть было не загремела на асфальт. Все же резкие движения ей пока были противопоказаны. Потом она устыдилась собственного поведения.
Середина рабочего дня. Нормальные люди еще вкалывают, а она уже успела надраться, да еще и пытается буянить. Что о ней могут подумать? Не объяснять же, что все это случайность. Что журналистка Пономаренко, как правило, не позволяет себе таких расслабонов. Что она в основном ведет добропорядочный, трезвый образ жизни. А сегодня… сегодня… просто так получилось.
— Везите меня домой и ни о чем не спрашивайте. Я буду в назначенный час.
— Вас ждут в шесть часов вечера в ресторане…
— Я знаю, в каком ресторане родители Лики…
— Дело в том, что Амалия Никифоровна изменила место встречи.
— Что? За десять лет это первый раз. Мы всегда встречались на годовщину смерти Лики в ресторане «Север». Это был любимый ресторан Лики. Почему? Что случилось? Ресторан закрылся?
— Не знаю. Мне приказано отвезти вас в другое место. Амалия Никифоровна и Борис Иванович будут ждать вас в «Испанском дворике».
Инна подозрительно разглядывала спину водителя. Последнее время она стала недоверчивой и мнительной. Ошибаются, когда говорят: пьяному море по колено. Пономаренко вдруг почувствовала себя страшно неуютно в незнакомой машине.
У Амалии Никифоровны была «вольво», она это точно помнила. В прошлом году она ей все уши прожужжала, что «вольво» не только самая безопасная машина, но и самая теплая, потому как у нее не печка, а зверь. И еще год назад Амалия убежденно твердила, что до конца дней своих будет ездить только на шведских машинах. Откуда же взялся «мерс»?
В трезвом состоянии этот факт Инну не довел бы до паники. Но сейчас, находясь под сильным влиянием абсента, Пономаренко, как только осознала, что везут ее на «мерседесе», в ужасе закричала:
— Остановите машину! Я выйду!
Водитель, ничего не понимая, притормозил.
— Что-то случилось? — вежливо спросил он.
И эта вежливость только укрепила Инну в мысли: «Пора бежать». Она судорожно дергала дверцу, пытаясь ее открыть. Водитель некоторое время молча наблюдал за ее действиями. Понял, что уговаривать или помогать не имеет смысла, и принял единственно правильное решение — он позвонил.
— Амалия Никифоровна, — обратился он к хозяйке по телефону, — Инна Владимировна мне не доверяет, поговорите с ней сами.