Чары колдуньи

Все сложилось в одно. У Дивляны потемнело в глазах. Стало невозможно вдохнуть, будто воздух в избе вдруг кончился; резкая боль пронзила живот, она охнула почти без звука, схватилась за живот, согнулась…

— Вот я же говорила! — услышала она над собой голос старой княгини. — Матушка Макошь, так я и знала, что не снесет она. Берите, поднимайте, понесем! Станько, да разгони народ, ступить нельзя!

До бани Дивляна все-таки дошла сама. Начались схватки. Она уже знала, что будет легче, если она встанет, и стала ходить, опираясь на Снегулю. С другой стороны ее поддерживала Чтислава, шепча, что во второй раз все гораздо быстрее идет и что скоро кончится. Даже здесь были слышны крики Ведицы, которая где-то в избе причитала по своему брату. Мысли путались, метались между двумя событиями, которые происходили в ее жизни одновременно — появление второго ребенка и… Ноги подкашивались от ужаса при мысли о том, что она рожает дитя, у которого вдруг не стало отца! И уже давно! На другое утро после того, как их привезли и передали Бориславу… Когда она лежала на овчине в чужой тесной избе, отдыхая после дороги… Когда ее везли по Днепру, Припяти и Уже, она уже была вдовой, а Предслава и нерожденный ребенок — сиротами. Когда она сидела здесь, разговаривала с Мстиславом, Чтиславой, Ведицей, молилась и надеялась, старалась предугадать будущее, — ее муж уже был убит. Зачем она рожает этого ребенка, зачем он идет в мир, где у него нет отца и защитника?! Они сироты, заложники от того, кто уже не в силах ничего сделать для них! У нее билась безумная мысль, что лучше бы ее дитя осталось там, где оно есть, — ей казалось, что так оно в большей безопасности, чем в мире, который встречает новорожденного таким тяжким и непоправимым ударом! Но коловороту рождения и смерти не было до этого дела, все шло своим чередом.

Вскоре она уже не могла ходить, мысли отступили. Схватки участились и становились все болезненнее, и Дивляна легла. Временами к ней словно прикасались раскаленным железом, и тогда она вскрикивала, но боль быстро отпускала, и по телу разливалось блаженство от того, что ее больше нет. Только крики Ведицы все еще доносились до нее, и ей казалось, что это плачет сама судьба, плачет по ней, по ее детям, которым нет в мире места. Она слышала в этом плаче голос Марены, Владычицы Мертвых — та получила одну жертву и, наверное, ожидала новых. Совсем недавно Незвана пыталась наложить на нее, Дивляну, проклятье именем своей покровительницы, Темной Матери. На нее и ее детей… Последним усилием, последней связной мыслью Дивляны был призыв к Дажьбогу, Ладе, богине Солони, ее собственной покровительнице, к девам Ильмеря — ко всем светлым силам, способным защитить нарождающуюся жизнь и удержать роженицу на краю бездны.

Чужая незнакомая баня, чужие лица вокруг… Здесь надлежало появляться на свет только внукам Мстиславова рода — здесь живут их родные чуры, покровители и защитники. Ей и ее младенцу они не помогут, она здесь чужая… Одно неверное движение — и она полетит в Огненную реку… ту самую, что сейчас бушует вокруг нее и раздирает ее тело когтями боли…

Кто-то сжимал ее руки, кто-то наклонялся над ней, но она не могла разобрать лиц в темноте бани, перед глазами плыли огненные круги. Но одно лицо вдруг бросилось в глаза очень ясно — она узнала его и вскрикнула от облегчения, поняв, что боги исполнили ее мольбы, послали ей помощь и теперь все будет хорошо!

— Выйду из дверей дверьми, из ворот воротами, пойду в подвосточную сторону, — приговаривал знакомый голос, и Дивляна видела, как знакомая фигура ходит вокруг нее по солнцу, постукивая в кудес и показывая дорогу тому, кто шел в мир. На голове ее возвышались оленьи рога — торжественный убор Небесной Елени, надеваемый только в самых важных случаях, вроде призыва нового солнца на Коляду. — В подвосточной стороне река текет, пошла река лесами, горами, пеньями, кореньями, прошла — ничего не задела. Как река прошла, не задела ни пеньев, ни кореньев, так и у внучки Дажьбожьей Дивомилы шел бы сынок своей дорогой, ни жил, ни суставов не задевал!

— А вот и головка показалась! — вдруг раздался рядом бодрый голос, уже другой, но тоже знакомый.

Дивляне сразу стало еще легче, радость вскипела светлым ключом — теперь она везде — и на Той Стороне, и на этой — была окружена близкими, надежными людьми, которые не дадут пропасть ей и ее детям, отгонят от них все злое и враждебное. Она стояла на тонком мосту из ломких калиновых веточек, а внизу бушевала Огненная река, но ей сразу с двух сторон протягивали руки — бабка Радогнева из Нави и воеводша Елинь из Яви, — чтобы дать опору и помочь перебраться благополучно.

— Золотые запоры, отопритеся! — заклиная, требовательно выкрикивала бабка Радуша, чей голос сопровождался резким стуком кудеса. — Золотые Ворота, отворитеся! Лада-Матушка ворота отмыкала, внучке Дажьбожьей Дивомиле младенца в белый свет выпускала! Отпирайте, отпирайте! Отворяйте, отворяйте! Идите, идите!