Чары

– Его можно будет показать лучшим врачам, Магги. Может, будет правильно… ты поступишь мудро, если привезешь его сюда хотя бы ненадолго. Стоит проконсультироваться со специалистами перед тем, как отправляться за тридевять земель… в погоне за так называемым лечением, которое может оказаться ничем иным, как благими намерениями.

– Может, это и было бы мудро, – ответила Мадлен, и что-то неожиданное, похожее на благодарность, к ее удивлению, шевельнулось в ее душе. Она подняла голову и встретилась глазами с матерью. – Но это невозможно. Вы должны это понимать.

Валентин, сидевший на скамеечке рядом с ней, начал вдруг ерзать. Руди быстро взял его на руки и начал вполголоса напевать ему что-то на ушко, и ребенок, всегда охотно отвечавший на любовь и ласку, тихонько засмеялся и вцепился в белокурые волосы своего дядюшки.

– Но, может, ты все же подумаешь над этим, Магдален? – спросила мягко, но настойчиво Хильдегард.

– Ты уверена, Магги? – спросила Эмили, отводя глаза от лица Стефана. – Разве это не безумие – выбирать трудности, когда можно выбрать комфорт и безопасность?

Она помолчала.

– И разве ради своего мужа ты не обязана хотя бы просто посоветоваться с ним?

В комнате повисло молчание.

– Я поговорю с Антуаном, – сказала Мадлен, а потом опять собрала всю свою решимость. – Но сегодня я приехала сюда за деньгами.

– Сколько? – внезапный голос Стефана, жесткий и неприязненный погасил искорку человечности, которая ненадолго смягчила атмосферу. – Каков счет за твою последнюю выходку?

Получив от Джулиуса чек на пятьдесят тысяч швейцарских франков и положив его в сейф в отеле, Мадлен ужинала в тот вечер вместе с Руди в прелестном маленьком ресторанчике. Она не захотела оставить Валентина с приходящей няней, и Руди отвез их обоих в это местечко. Владельцами его были двое молодых людей, его друзья, и Мадлен могла быть уверена, что на ребенка здесь никто не будет смотреть хмуро.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил ее Руди, когда нашелся высокий стульчик для Валентина, и они сделали заказ.

– Просто выжата.

– Но ты довольна, что приехала?

– Да, – она взглянула на него. – Знаешь, если б не ты – этого бы никогда не произошло, правда?

– Кто знает…

– Нет, тут даже нечего сомневаться… – Она помолчала. – Ты сделал для меня гораздо больше, чем я заслужила.

– Чепуха. Я – твой брат.

– А разве я была тебе сестрой?

– Обстоятельства, – отмахнулся Руди. – И я знаю теперь, Магги, ты бы сделала то же самое для меня.

Он погладил пухлую ручку Валентина.

– Ты спросишь Антуана?

Мадлен кивнула.

– Но ты не веришь, что он согласится приехать в Цюрих, – его голос был грустным и сожалеющим. – Знаешь, Магги, я не могу не хотеть этого… хотя, наверно, это и эгоистично. Но я был бы так рад, если б ты опять вернулась домой.

– Но здесь я никогда не была по-настоящему дома, Руди.

– Я знаю, – согласился он грустно.

– Если мы только согласимся, – сказала Мадлен, и от одной только мысли ей уже стало дурно, – конечно, у Антуана будет весь мыслимый комфорт и уход. Да, он сможет спокойно отдыхать в саду, зная, что его жене не приходится целыми днями работать. Но цена будет слишком высокой, Руди. Мы с Антуаном потеряем свое «я» и нашу свободу. Но что еще хуже, они отнимут у нас нашего сына. Его просто проглотит их мир.

Она слабо улыбнулась, глядя на мальчика.

– Этот чек все меняет, Руди, что бы там ни произошло. И несмотря ни на что, я им благодарна за это.

– Это их долг, Мадлен.

– Но здесь даже больше, чем я хотела взять.

– Но они твои – по праву.

– Они так не думают.

– Потому что мы не поймали их за руку, – заметил Руди.

– Может, это и к лучшему. Если б мы это сделали, Руди, вообрази, к чему бы это привело? Стефан никогда не простил бы тебе… а я не хочу быть причиной вашего раздора. Ты и так для него уже полное разочарование, хотя, может, мне и не следует так говорить. Она запнулась. – Как ты думаешь, он простит тебя?

– Если честно, – сказал Руди, – мне все равно. Поединок с семьей совсем измотал Мадлен. Но вкусная еда, располагающая атмосфера ресторана, теплое сочувствие брата – все это вызвало у нее приступ такого аппетита, что Мадлен изумилась. И к тому времени, когда она устало упала на мягкую удобную кровать, она уже не раз подумала – как было бы глупо не поехать сюда.

Она почти с точностью предугадала ответ Антуана. Если уж он не хотел обременять любящую его семью в Нормандии, то разве мог он согласиться получать ежедневную помощь людей, от которых его жена убежала еще подростком? Одна мысль об этом была для него совершенно невыносимой. Он знал, как уютно, как легко может быть в Доме Грюндли. А что касается медицинской помощи, то в Нью-Йорке нет ничего такого, что было бы недоступно в Швейцарии – что бы там ни говорил Зелеев. Но Антуан также знал, что Мадлен будет глубоко несчастна в этом пропитанном горечью доме, и именно ее унизительное положение будет для него самой тяжелой вещью на свете.

– Раз мы потеряли Флеретт, – говорил он ей, – мы потеряли наш Париж. Значит, нам нужно воспользоваться шансом, который сам плывет нам в руки, и двинуться дальше.

Он улыбнулся ей ободряющей улыбкой.