Чароплет

Никодимус замахнулся снова. Салага пилот, скорее всего, даже не понял, почему его мантия вдруг померкла, а вокруг сгустилась темнота.

Люцериновый фонарь вместе с шестом и защищающей его парусиной обрушился на землю. Сайрус, кинувшись к нему, несколькими пассами перекачал весь текст себе в мантию.

– Вы их убили? – спросила Франческа.

– Только обездвижил, – не глядя на нее, ответил Никодимус. – Освободятся утром, когда дневной свет растопит мой текст. Что же до копейщиков… – Он, нахмурившись, посмотрел на неподвижно лежащие в грязи тела. – Тут уж ничего не попишешь.

– А что с той воительницей? – спросил Сайрус. – Дейдре?

Никодимус шумно выдохнул.

– Сбежала, когда погасли фонари. С большим облегчением, как мне показалось. Но Тайфон вскоре вернет ее к облаве на ликантропов, так что нам лучше брать ноги в руки. Есть раненые?

К нему подтягивались перемазанные в грязи кобольды. Один из них ткнул себе в слегка рассеченное плечо и что-то проскрежетал. Вроде бы рана его не беспокоила. Другой показал такую же небольшую рану на боку и просто пожал плечами. Значит, обошлось без серьезных увечий.

Никодимус, кивнув, посмотрел на Шеннона.

– Магистр, как вы?

– Не могу сказать, что бодр и весел, но жить буду, – буркнул старик.

– Тогда бежим, – скомандовал Никодимус. – Яш, ты прикрываешь. Жила, Шлак, вы с магистром и целительницей. Изгарь, Сайрус, вы со мной впереди.

Повернувшись, он припустил по проулку.

Сайрус кинулся догонять, и вскоре с ним поравнялся кобольд – видимо, Изгарь, тот самый, что чуть не перерезал ему горло в храме.

– Поглядывайте на небо и на крыши – заметите иерофантов, сообщите, – велел Никодимус Сайрусу, перекинувшись парой слов с кобольдом. – Я видел, как вы спеленали люцериновые фонари отвоеванным змеем. Впечатляет.

– Пилот был совсем зеленый. Стажер, наверное.

Никодимус свернул в очередной закоулок. Под ногами хлюпала грязь.

– Тайфон вербует адептов среди самых молодых иерофантов, – пояснил он. – Многие из них – уроженцы Авила, и их радует, что Кейла якобы намерена отмежеваться от монотеизма.

– А она не намерена? – пристально посмотрел на него Сайрус.

– Вряд ли. Тайфон может помещать свою душу в ковчеги – именно так он завладел Дейдре и ее богиней, Боанн. Возможно, тот же прием он использовал и против канонистки.

В мыслях об услышанном Сайрус пробежал весь длинный проулок, потом еще один.

– Если действительно хотите послужить городу, боритесь против Тайфона вместе с нами, – бесстрастно посоветовал Никодимус.

Сайрус не ответил.

Вокруг тянулась жилая часть Северовратного квартала, но свет в домах не горел, и на улицах было безлюдно. Похоже, весть о прорыве ликантропов уже распространилась по округе, и люди поспешили забаррикадироваться и пересидеть опасность в тех лачугах, что покрепче.

Где-то через милю Сайрус догадался, что Никодимус держит курс на северо-восток, к внешней городской стене.

До сих пор на крышах никого подозрительного не попалось, и только один раз где-то вдалеке мелькнул змей. В умытом дождем безлунном небе бриллиантами сияли звезды, вымерший город казался призрачным, как во сне.

Сзади донесся кобольдский оклик. Сайрус, уже начавший различать голоса, узнал Жилу. Никодимус остановился около какой-то лавчонки, и через пару минут пришлепали двое кобольдов – один тащил другого, закинув его руку себе на плечо. Никодимус осмотрел раненого.

– Магистра! – позвал он.

– Я здесь, – спокойно ответила Франческа. – Как его зовут?

– Жила.

– Что он сказал?

– Его пырнули копьем в левый бок. Рана неглубокая, потерял не больше чашки крови. На бегу начал задыхаться. Сердце колотится. Рана побаливает, но его больше пугает нехватка воздуха. Она все сильнее.

Франческа задумчиво присвистнула.

– Что вам известно об анатомии кобольдов?

– Если не считать очевидных внешних различий и более развитой мускулатуры, все вроде бы точно так же, как у людей.

– Скажите ему лечь, – велела Франческа, взмахивая рукой.

Над ее головой закружился хоровод искр – Сайрус узнал заклинания-светляки, которые, разгораясь, свернулись пылающими шариками.

Трое кобольдов зашипели при виде светляков, обнажая острые черные клыки.

– Они не жгутся, – бросила Франческа. – Скажите, чтобы перестали изображать напуганных кошек. – Она оглянулась на Никодимуса, который и сам не сводил глаз со светляков. – Никодимус!

Тот, вздрогнув, обернулся.

– Тоже будете шипеть и фыркать? Бантик на веревочке не угодно? Или тазик молока? Переводить собираетесь сегодня?

Никодимус заговорил на кобольдском, и Жила улегся на мостовую, выбрав пятачок посуше. Сайрус заметил, что этот выглядит постарше других кобольдов и по щеке у него вьется тонкий шрам. Кобольд что-то выдавил через силу.

– Говорит, что лежа дышится еще труднее, – перевел Никодимус.

Опустившись на колени, Франческа прижала ухо к кобальтовой груди, сперва справа, потом слева. Послушала прямо над раной.

– Иерофант, – обратился Никодимус к Сайрусу, – как там небо?

Сайрус окинул взглядом горизонт.

– Ничего нет. Я слежу.

– Позовите двоих человек… кобольдов то есть… неважно, в общем, пусть они его придержат, – попросила Франческа.